При этом следует учитывать следующее. Изо всех варварских царей, князей и герцогов, с которыми обменивался планами и мыслями Аттила, Гейзерих испытывал, пожалуй, наименьшее благоговение перед римлянами или, говоря точнее, слабыми отблесками былой римской славы. Аттила, не скрывавший своего пренебрежения к Восточному Риму, в то же время много лет поддерживал с Римом Западным вполне приемлемые для обеих сторон отношения. Стремясь (подобно прочим варварским вождям, включая разграбившего Ветхий Рим Алариха, Рикимера, Одоакра и др.) получать от западного императорского двора римские чины и звания, развивать связи с равеннскими придворными кругами. Гензерих же, в отличие от «Бича Божьего», вполне осознанно и, более того, с ненавистью отвергал все римское, с чем он столкнулся в проникнутой римской культурой Северной Африке. Жертвой его романофобского неистовства пала не только римская православная африканская Церковь, прославленная именами Тертуллиана Карфагенского и Августина Иппонийского (с другой стороны, рядом со знаменитым прежде всего своими цирками и банями римским Карфагеном колченогий евразиец, по ряду свидетельств, основал собственный, новый город, с христианскими церквами и училищами в качестве главных достопримечательностей; все местное население по требованию Гейзериха должно было креститься – правда, в арианскую, но все же христианскую веру, что позволяет считать этого германского царя своего рода «первым крестоносцем»), но и вся римская система управления, начиная с земельного кадастра. Все римское сознательно, целенаправленно уничтожалось, превращалось в полную противоположность прежним, заведенным римлянами порядкам. Были полностью изменены установленные римлянами имущественные отношения. Римлянам было в принципе запрещено владеть недвижимостью и т.д. Гейзерих ни в чем не признавал римского превосходства. И, хотя вандалы в Африке при нем, да и впоследствии порой, из политических соображений, чеканили монеты с именами римских императоров – например, Валентиниана или Анастасия, преемник Гундериха не испытывал к «вечному» Риму никакого уважения. И уж тем более нисколько не боялся Рима. Несмотря на то, что Римская империя, пусть и расколотая надвое, обремененная грузом бесчисленных проблем, все еще обладала в целом достаточно внушительной военной силой…
В то же время, следует заметить, что (в отличие от известной картины К.П. Брюллова «Нашествие Гензериха на Рим», на которой царь вандалов изображен типичным бородатым «варваром») на сохранившихся монетах, отчеканенных в захваченном царем вандалов и аланов Карфагене, Гейзарикс выглядит вполне «цивилизованно», по-римски, гладко выбритым, подстриженным и завитым, в диадеме-венце позднеантичного типа, словом – настоящим «августейшим императором»…
Вполне возможно, что Гизерих в эти решающие месяцы гуннских военных сборов и все еще продолжавшихся колебаний «Бича Божьего», так или иначе, влиял на Аттилу. «На протяжении всей своей жизни Гейзерих был, как нам представляется, в гораздо большей степени хитроумным мастером ведения переговоров, чем военачальником», писал Э.Ф. Готье, лично исследовавший следы пребывания вандалов в Северной Африке. А Капелле утверждал, как бы дополняя мнение Готье: «Не считая гуннского царя Аттилы, Гейзерих был самым хитрым и притом смелым политиком своего времени, не брезговавшим никакими средствами… Что касается его самого, Гейзерих вообще не имел каких бы то ни было принципов, или, возможно, имел лишь один единственный, находящийся за пределами морали, принцип утверждения либо расширения своей власти путем подчинения или сдерживания всех своих врагов и путем приобретения друзей и союзников везде, где только мог их найти».
В «Гетике» же о царе вандалов сказано: «Поняв, что помыслы Аттилы обращены на разорение мира, Гизерих (…) всяческими дарами толкает его на войну…».
Спровоцированный хромоногим сыном Гундариха (или Годегизеля) поход гуннского царя на Ветхий Рим давал вандальскому народу уникальный шанс на успех. Освобождая его от необходимости опять садиться на корабли и отплывать из своей богатой, плодородной новой африканской родины, чтобы воевать где-то за морем, на Сицилии, в Бруттии или Лукании, как Секст Помпей до или норманны Роберта Гвискара – после Гейзериха. Гизерих достаточно хорошо изучил к тому времени Аттилу, чтобы понять, что сможет купить себе благоволение фортуны сравнительно задешево. Пожертвовав всего лишь парочкой судов, груженных награбленным в Испании и Африке у римлян золотом. Тем более, что Аттила и без того был твердо намерен начать войну с Римом. Он только никак не мог решить, с каким именно. Ведь он, Аттила, был один. А Рима (Римов?) было два. Один – на Западе, другой – на Востоке.
2. Кровавые каталаунские поля