Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Всего за 43 года до гуннского нашествия город был разграблен и разрушен вандалами, шедшими, через Галлию, в Испанию, чтобы оттуда переправиться в римскую Африку, но за прошедшие с тех пор десятилетия отстроен заново. В отличие от епископа Аравация, дурокорторский епископ Никасий не решился оставить свой город и вверенную ему Богом паству. Справедливо сочтя, что от смерти все равно не убежишь. В сопровождении своей юной и прекрасной сестры Евтропии епископ в полном облачении, взяв священные сосуды, вышел навстречу гуннам. Вышел, преисполненной последней, порожденной отчаянием, надежды изгнать молитвой войско обуянных жаждой добычи и оголодавших в пути «видимых бесов» из Галлии. Подобно тому, как Иисус изгнал невидимых бесов – из евангельского бесноватого. Однако распевавшему стихиры вдохновенному епископу отсекли голову, не дав допеть очередную строфу до конца. Согласно сложенной впоследствии благочестивой легенде, роковое событие свершилось на площади перед собором. Причем, согласно ей, известно даже, что именно гунны не позволили допеть епископу. Это был одии из псалмов Давидовых, представляющих собой поистине одну из вершин поэтического творчества, содержащегося в Священном Писании. А именно – псалом 9-й. Епископ Никасий якобы возгласил:

«Восстань, Господи! Да не торжествует нечестивый человек; да совершится суд Твой над народами!»

Увы! – при этих словах голова епископа была отделена от тела мечом вражеского воина, наверняка достаточно хорошо знавшего латынь, чтобы понять смысл «вредоносного заклинания» и решившего своевременно отвратить его от себя и своих присных. Дело в том, что по-латыни слово «народы» («гентес») в данном контексте означает «язычники».

Однако произволением Божиим епископ Никасий смог завершить начатое, ибо его отсеченная беспощадным гуннским мечом голова успела произнести окончание строфы:

«Поставь, Господи, законодателя над ними, да уразумеют народы, что они только люди!»

Как говорится: «Умри, Никасий, лучше не скажешь!» (прости, Господи!). Гунны, несомненно, уловившие этот нюанс, сожалея о совершенном ими в порыве гнева беззаконном убийстве, обратились, с внезапно переменившимися чувствами, к прекрасной Евтропии, стоявшей, в незапятнанных белых одеждах, надетых специально для крестного хода, над телом обезглавленного брата. Она же, опасаясь, «как бы ее красота не стала угрозой ее чистоте», по выражению меровингского хрониста, бросилась на убийцу своего брата и вырвала ему глаза ногтями. Тот, завопив от боли, ослепленный, рухнул наземь. Тем самым дева подписала себе смертный приговор. И началась повальная резня правых и виноватых.

Но тут внезапно содрогнулись своды дома Божия, и из открытых храмовых врат послышался такой ужасный звук, что гунны, прекратив резню и грабежи, в страхе бежали вон из города. Мало того! Их суеверный страх был так велик, что, по легенде, они бросили то, чем дорожили больше всего на свете – всю свою добычу. Конечно, скептически настроенный читатель XXI в. вправе спросить себя: а может, гунны просто еще никогда не слышали с такой близи звон столь большого колокола? А может, христианский храм с широко растворенными вратами сыграл роль акустического рупора? А может, вид говорящей отсеченной головы навел гуннов на мысль, что они разгневали своим неистовством повелевающего галльскими землями неведомого им, грозного, могущественного и мстительного Бога?

От Дурокортора было не так уж далеко и до Лютеции Паризиев (нынешнего Парижа). Согласно житию святого Дионисия, покровитель Парижа (положившего начало православному учению о благодати), которому римские язычники отсекли голову на названной потом в его честь «горе Мученика» (лат. Монс Мартириум, фр.: Монмартр), совершил чудо. Он взял свою голову подмышку и донес до того места, где впоследствии было основано названное в честь него аббатство Сен-Дени – главный центр паломничества всей Северной Франции. Вот и святой Никасий сподобился допеть псалом Давидов до конца, ибо меч язычника не способен быд прервать слова святого псалмопевца.

Правда, французский фольклор позволяет усомниться в одобрении потомками принятого с легкомыслием, неподобающим князю Церкви, решения епископа Никасия (или, по-французски – Никеза) выйти навстречу гуннам в чисто поле. Вместо того, чтобы попытаться укрыться в каменных стенах. Ибо слово «никез» имеет в сегодняшнем французском значение: «простофиля», «олух». Впрочем, так судят люди. Бог правду видит…

Итак, от Дурокортора до Лютеции было, естественно, не дальше, чем от Реймса до Парижа. Гуннам, по идее, не требовалось слишком много времени, чтобы преодолеть это расстояние, с учетом все еще хорошего состояния римских дорог. Источники не сообщают о каком-либо сопротивлении галло-римлян захватчикам. Никаких боевых действий западно-римские войска с гуннами, похоже, не вели. Мирное же население искало спасение в молитвах и покровительстве глав христианских общин галльских городов. В «Житии преподобной Геновефы (Женевьевы) Парижской» говорится: