Как бы то ни было, епископу Альпину удалось, в ходе переговоров с Аттилой за стенами города, убедить царя гуннов в том, что Каталаун, занятый гуннским гарнизоном, но не превращенный в груду дымящихся руин, может оказаться завоевателю даже полезным. Возможно, Альпин показал «Бичу Божьему» древнее земляное укрепление, ныне именуемое «лагерем Аттилы» (Camp d’Attila) и постоянно посещаемое туристами. Гуннский царь, конечно, сразу оценил полезный совет, данный ему благочестивым каталаунским колдуном. И решил сделать это место складом захваченной им в Галлии добычи. Там же гунны могли размещать своих раненых и больных. А также превратить указанное им Альпином укрепление в своего рода тыловой рубеж – на случай, если везеготы вдруг решатся выйти против гуннов в чисто поле. В то, что ему, возможно, придется сражаться еще и с войсками Аэция, «Бич Божий», кажется, всерьез уже не верил. В конце концов, «последний римлянин» мог преградить путь гуннам еще раньше, например, на Ликке (современной реке Лех, несущей свои воды по Баварии и Австрии), или же на Рене. Если бы хотел.
Но и Альпин решил воспользоваться благоприятным моментом. Опытный бесогон, он не побоялся заключить «пакт с дьяволом», предложив Аттиле примерно следующее:
Мы, граждане Каталауна, будем охранять твой лагерь, царь, женщин, раненых и добычу. Ты же выдай нам пленных, захваченных тобой при штурме крепости Монс Арматум, жен и дочерей наших крестьян, которые томятся в обозе твоих воинов, подвергающих их притеснениям.
Это требование было трудно исполнимым даже для такого деспота, привыкшего к беспрекословному повиновению, как гуннский царь Аттила. Ибо как для галло-римлян все гунны были, надо думать, на одно лицо, так же для гуннов все галло-римские крестьянки были тоже на одно лицо. Особенно если с них совлекли последние лохмотья или одели их в ту же одежду, в которую были облачены гуннские «обозные феи» (по выражению участника аналогичной эпопеи – конармейца И.Э. Бабеля). Воины возроптали, не желая отдавать римскому колдуну свою законную добычу – пленниц. Аттила уже был готов склониться перед волей войска, уготовав Альпину судьбу епископа Никасия… Как вдруг всех владельцев пленниц и пленников, захваченных в крепости, стали терзать ужасные судороги и боли в животе. Видимо, в гуннском войске началась дизентерия. А может быть – желудочный или кишечный грипп. Или пищевое отравление. Но гунны решили, что эту хворь наслал на них каталаунский чародей Альпин. Он ведь был на короткой ноге со злыми духами! Кто же этого не знал! И на следующий день в город на реке Матроне (так римляне именовали Марну) стали, одна за другой, возвращаться девушки и женщины, захваченные гуннами в плен при взятии крепости. Отпущенные теперь «видимыми бесами» на волю. Ничего не понимающие и не верящие в то, что спасены.
Гунны переправились через Матрону сразу в нескольких местах и двинулись дальше на юг. Некоторым городам, как, например, Три-кассии, повезло. Ибо мудрый епископ Луп, несмотря на то, что ему было уже под 70, не уступал в мужестве своему ученику Альпину, и скоро вступил в особо доверительные отношения с Аттилой. Или же, наоборот, это сделал сам Аттила, изменивший, с того памятного дня у врат Дурокортора, свое отношение к римским духовным пастырям, и убедившийся, что они в смерти – сильнее, чем в жизни?
Дальнейший путь гуннов лежал через Агединк (нынешний Санс) в Аврелиан. Со дня взятия Диводура 7 апреля гунны прошли с боями более 500 км, предавая все огню, мечу и разграблению, захватывая города, располагаясь станом здесь и там, штурмуя крепости, переправляясь через реки. Их войско насчитывало, по самым скромным подсчетам, около 100 000 бойцов. Быстрее всех продвигались входившие в него чисто гуннские контингенты (преимущественно конные). В то время как союзники Аттилы (главным образом, пехота; лишь у готов была сильная конница, у прочих же германцев конными были лишь царские дружины) продвигались медленнее. Еще медленнее продвигались становившийся, по мере продвижения, все более громадным и неповоротливым обоз с награбленным добром и осадные машины. Надо думать, за войском гнали также отбитый у местного населения скот. А, может быть, и птицу. Войску много всего надо, а народу-войску – тем более…
Если гунны, с учетом всех этих факторов, проходили в день по 10 км, а отдыхали, в общей сложности, 14 дней, значит, одни двигались, в среднем, со скоростью современного пешего туриста. И все-таки гуннам потребовалось на все-про все больше двух месяцев. Ибо лишь в июле месяце они подступили к Аврелиану. И начали осаду города на Лигере, дождавшись подхода тяжелой осадной техники, влекомой упряжками быков или волов, о чем повествовал Григорий Турский: