Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Конечно, потерпевший поражение Наполеон I тоже, сразу после возвращения из России, приступил к жесточайшему рекрутскому набору, из когда-либо пережитых Францией. Ведь корсиканец опасался, что русские, пруссаки, австрияки, шведы, за которыми стояла Англия, воспользуются моментом и ударят первыми. Аттиле же не приходилось опасаться нападения западных или восточных римлян. Даже «новоримский» император Маркиан не начал бы войну с «Бичом Божьим» первым, а «последнему римлянину» Аэцию стоило огромных усилий даже наскрести пару-другую легионов, чтобы было с кем встретить гуннов под Каталауном.

Нет-нет, Аттила собирал новую армию, чтобы напасть на римлян снова. Он был не сломлен, воинственно настроен, жаден до новой добычи. Теперь его целью была западно-римская Италия. «Бич Божий» был намерен добить римского зверя в его логове…

Состоявший на службе папы римского Льва I Великого в качестве секретаря, упоминавшийся выше Проспер Аквитанский по прозвищу Тирон, которому уже сровнялось 60, довольно отрицательно оценивал в своей «Хронике» действия Аэция в 452 г. против Аттилы, напавшего на северную Италию с востока:

«Аттила, восполнив людские потери, которые он понес в Галлии, решает через Паннонии вторгнуться в Италию; при том, что наш дукс Аэций, полагаясь на опыт прежней войны (с гуннами – в Галлии, годом ранее – В.А.), никак не приготовился [к подобному вторжению] и в результате не воспользовался заслонами в (Юлийских – В.А.) Альпах, которыми можно было бы остановить врагов, полагая единственной возможностью спасения только, если вместе с императором (западно-римским августом Валентинианом III – В.А.) покинуть Италию» («Хроника Проспера Аквитанского»).

Во-первых, читая эти строки Проспера, трудно поверить, что всего годом ранее под Каталауном одержал победу не Аттила, а Аэций. Во-вторых, Проспер Тирон, предполагая, что низкие Юлийские Альпы были способны удержать Аттилу, очень заблуждался. Войску, собранному «Бичом Божьим» в среднем течении Данубия, вовсе не нужно было переходить через главный горный гребень Альп, чтобы вторгнуться в Северную Италию.

«Однако стыд подавил страх, поскольку считалось, что подобное [бегство] полно бесчестья и опасности; [с другой стороны] верили, что вражеская свирепость и ненасытность удовлетворится [только] в случае тяжелейшего потрясения всех знатных провинций, [поэтому] среди всех решений принцепса, сената и народа ничего не казалось более спасительным, чем, чтобы через послов добиваться мира с кровожаднейшим королём (царем Аттилой – В.А.). И принял на себя это дело вместе с мужем консульского [достоинства] Авиеном и мужем префекторского [достоинства] (префектом-градоначальником Первого Рима, временно ставшего, как мы помним, при Валентиниане III официальной резиденцией императора Запада, при сохранении Равенны как последнего убежища на крайний случай – В.А.) Тригецием Святейший папа Лев, полагаясь на помощь Бога, который, как известно, всегда помогает в делах благочестивых [людей]. И ничего другого не последовало, нежели то, что предчувствовала вера. Ведь, когда всё посольство было по достоинству принято, король (царь Аттила – В.А.) настолько обрадовался присутствию [в нём] главнейшего церковнослужителя, что и войну постановил прекратить, и, мир пообещав, ушёл за Данубий» (Проспер).

Описанные Тироном события весьма примечательны и полностью соответствуют содержанию христианских легенд о Святых северной Галлии. Папский хронист как бы продолжает уже сложившуюся к его времени устойчивую традицию. Римляне больше не пользовались у «народов» – «гентес» («варваров», «язычников») – непререкаемым авторитетом. Ибо утратили свое былое военное превосходство над последними, бывшее основой величия и могущества Римской «мировой» империи. Но на смену их утраченной военной силе пришла сила новая. Похоже, впечатлявшая суеверного и верящего в чудеса Аттилу гораздо больше измельчавших и утративших свой боевой задор и выучку некогда грозных римских легионов. Этой новой силой была римская православная христианская Церковь.