Гурджиев и Успенский

Гурджиев говорил со своими современниками о наиболее важных и тревожащих его и их явлениях времени, опираясь на общее поле понимания, и предлагал им не социальную – поскольку “социальный” человек, или “человек-машина”, не способен ни “делать”, ни “понимать”, – а индивидуальную программу выхода из тупика. При этом программа Гурджиева опиралась и на традиционное, и на проверенное его собственной жизнью и опытом – и это было видно невооруженным взглядом – практическое знание принципов работы социальной и индивидуальной человеческой машины. Это была не интеллектуальная конструкция, подобная созданным Кантом, Гегелем или даже Ницше, и не многознание Успенского или Анни Безант, которое опиралось на заимствованный опыт. За учением Гурджиева стояли практическая программа и – сам Гурджиев, человек, прошедший тот нелегкий путь, по которому он вел своих последователей. Но сначала им предстояло освоить новый язык, что потребовало перефокусировку всего их мироотношения.

Согласно Гурджиеву, современный человек приписывает себе то, чем он не обладает. Он не обладает пониманием происходящего и не умеет самостоятельно “делать”. Вдобавок человек не обладает единым сознанием – у него два высших и три низших сознания, или “центра”, которые находятся в состоянии разбалансированности. Разум не связан с эмоциями, эмоции – с инстинктами. Один центр незаконно подменяет другой и выполняет его работу, не делая при этом своей. За ними нет единого “управляющего”, который, согласуя их проявления, объединял бы их. У человека вообще нет перманентного “Я”, а есть множество маленьких “я”, каждое из которых стремится стать “калифом на час”, на полчаса или на пять минут, и одно “я” не отвечает за другое. Одно “я” переедает, а другое страдает, одно дает обещание, а другое не держит слова, одно бездумно растрачивает ресурсы – деньги или энергию, а другое пожинает плоды этой растраты. К тому же современный человек утратил способность говорить и слушать правду.

Бытие и знание

По словам Успенского, почти в каждой из своих лекций Гурджиев возвращался к теме, которую считал чрезвычайно важной – о зависимости уровня знания от уровня бытия.

“Развитие человека идет по двум линиям, – говорил Гурджиев, – по линии знания и по линии бытия. При правильной эволюции линии знания и бытия развиваются одновременно, параллельно друг другу, помогая одна другой. Но если линия знания слишком опередит линию бытия или линия бытия опередит линию знания, развитие человека пойдет по неверному пути и рано или поздно остановится”[466].

Вопрос о разных уровнях знания и бытия и об их взаимообусловленности представляет камень преткновения для современного человека, для которого характерно низкое качество бытия при внешнем культе знания. Гурджиев ставит под вопрос качество знания, доступного механическому человеку, пребывающему во сне. Приблизиться к знанию более высокого уровня можно только при условии изменения бытия человека. Но в своем большинстве современные люди, по мнению Гурджиева, не способны к изменению – это “разбитые машины, с которыми уже ничего не сделаешь”[467]. Современные люди убеждены в том, что человек может обладать огромными знаниями, делать открытия, быть поэтом, художником, и в то же время оставаться мелочным, эгоистичным, завистливым и тщеславным. Люди западной культуры высоко ценят уровень знания человека, но не ценят уровень его бытия и не стыдятся низкого уровня собственного бытия.

Если знание опережает уровень бытия, оно становится теоретическим, абстрактным и неприменимым к жизни и фактически вредным, ибо вместо того, чтобы помогать людям бороться с трудностями, оно осложняет жизнь человека, нагромождая все новые и новые трудности. Знание, которое не находится в согласии с бытием, не может быть полным. Оно всегда остается знанием части без знания целого, знанием формы без знания сущности. Идея же ценности и важности уровня бытия сегодня совершенно забыта.

На каждом уровне бытия возможно знание, ограниченное определенного рода пределами. В границах данного бытия улучшение качества знания, доступного ему, совершенно невозможно, в нем происходит только накопление информации одного и того же порядка – в пределах уже известного. Изменение же самой природы знания возможно только с изменением природы бытия.

Характерными чертами современного человека, по мнению Гурджиева, являются отсутствие в нем единства и тех свойств, которые он себе приписывает, – сознания, воли, перманентного “Я” и способности действовать. Отсутствие этих свойств является явным признаком сна, в котором современный человек постоянно пребывает.

Вот главное шокирующее, парадоксальное и потому запоминающееся утверждение Гурджиева: современный человек живет во сне, во сне он рождается и во сне умирает. Какое же знание может быть у человека, погруженного в сон? Если сон является главной чертой, определяющей наше бытие, ясно, что человек, по-настоящему желающий знания, должен прежде всего подумать о том, как изменить свое бытие, то есть, как проснуться.