Гурджиев и Успенский

Активность и пассивность, правдивость и лживость, искренность и неискренность, храбрость и трусость, самоконтроль и распущенность, раздражительность, эгоизм, готовность к самопожертвованию, гордость, тщеславие, усердие, леность, моральность, развращенность – эти и многие другие черты составляют бытие человека. Но все эти качества в человеке механичны. Любимый афоризм Гурджиева – с современным человеком все случается, сам он не может ничего сделать. Он плывет по течению, даже когда ему кажется, что он борется с течением. Бытие современного человека – весьма низкого качества. Оно в большинстве случаев настолько низко, что для него невозможны никакие изменения – даже при шквале внешних изменений. Поэтому счастливы люди, чье бытие еще можно изменить, ибо вокруг есть много людей, с которыми уже ничего не поделаешь, и таких – большинство. Лишь немногие способны обрести истинное знание, остальным препятствует уровень их бытия.

Согласно Гурджиеву, равновесие между знанием и бытием более важно, чем развитие того или другого в отдельности. В любом случае раздельное развитие знания или бытия нежелательно, но именно такое одностороннее развитие часто кажется людям особенно привлекательным. Равнодействующей между знанием и бытием является понимание. Понимание растет только с ростом уровня бытия.

Если знание получает перевес над бытием, человек знает, но не может делать, и это бесполезное знание. Если бытие получает перевес над знанием, человек может делать, но не знает, что делать. Бытие, которого он достиг, становится бесцельным, бесполезным. Происходит загнивание бытия или прокручивание на одном месте.

В истории человечества известны многочисленные примеры, утверждал Гурджиев, когда из-за перевеса знания над бытием или бытия над знанием погибали целые цивилизации.

Несовершенство человеческого языка

Вопрос о разрыве между знанием, соотнесенным с уровнем бытия, и знанием информационным, прокручивающимся в пределах известного заблуждения одного и того же рода, связан с вопросом о языке. Причину расхождения между линиями бытия и знания и того уровня непонимания, который характеризует современное мышление, Гурджиев видит в языке современных людей. Этот язык полон ложных понятий, неправильных суждений и ассоциаций. И в нем, по Гурджиеву, заключены и причина, и следствие пагубного для современного человека положения дел.

Слово, оторванное от сущностного центра, безнадежно девальвировалось. Язык утратил свою глубину и стал поверхностно субъективным. Один человек перестал понимать другого. При этом люди не представляют, что они говорят на разных языках. Они твердо убеждены в том, что говорят на одном и том же языке и что их собеседники вкладывают в свои слова тот же самый смысл, что и они.

На самом деле, пишет Гурджиев, эта уверенность не имеет под собой никаких оснований. При приближении к сложным реалиям люди перестают понимать друг друга, хотя и не сознают этого. Язык, на котором они говорят, приспособлен преимущественно для практических целей. Люди воображают, что понимают своих ближних, думают, что понимают авторов прочитанных ими книг и что другие люди понимают их. Такова одна из тех иллюзий, которую они создают для себя и с которой живут. Современный язык перестал быть адекватным инструментом подлинного взаимопонимания и общения. Язык утратил вертикальный вектор и стал инструментом прагматического разума и идеологических манипуляций.

Новый язык

Путь к новому знанию лежит через овладение новым языком. Гурджиевский язык – это язык той системы знания, которую он принес в Россию. “Чтобы разговаривать с нами, необходимо освоить особый язык, на котором мы говорим”, – сказал Гурджиев Успенскому на одной из первых встреч. Именно этот язык и привлек Успенского к Гурджиеву. “Помимо обычного значения, – описывает он свое впечатление от Гурджиева, – его слова содержали и какой-то иной смысл. Я уже начал понимать, что для подхода к этому скрытому смыслу нужно начинать с обычного значения слов. Слова Гурджиева были всегда значительны в своем обычном смысле, хотя этим их содержание не исчерпывалось”[468].