Гуров не церемонится

– Все у нее получилось! – со злостью сказал Антипыч. – Парень как тень стал, ходил за ней собачонкой побитой и все в глазки заглядывал. А она его то приблизит, то прогонит. Игралась она с ним! Вот и доигралась!

– Почти доигралась! – поправила супруга пожилая женщина. – Понимаешь, Иваныч, тут как раз Гришка приехал, и в этот раз они с Лариской поженились. А Матвеюшка, как узнал об этом, так руки на себя наложить хотел. Хорошо, что мать увидела, как он с веревкой в сарай пошел и заперся там. Кричала она, звала его, а он молчит. Тут уж она к нам за помощью кинулась, благо через дом от нас живет.

– Вот этими самыми руками я его из петли вынимал, – старик потряс перед лицом Льва Ивановича тяжелыми крестьянскими руками. – А сыновья мои его снизу поддерживали. Хорошо, что успели, отдышался он. Ну, тут уж бабы наши озверели, а это, я тебе скажу, страшно, – покачал головой Антипыч. – Да баба за дитя свое, которое она под сердцем выносила, своей грудью выкормила, рядом с которым ночей не спала, коль понадобится, полмира выкосит и не дрогнет! Вот и наши, пока Стеша над Матвейкой голосила, пошли к Лариске разбираться. И били они ее смертным боем! А Гришке, когда тот сунуться попытался, так наподдали, что нос сломали – он и прижух! А потом связали они стерву эту и к речке потащили топить. И утопили бы, если бы она не поклялась приворот с Матвея снять. Тогда заперли ее в бане Агафьиной и сказали, что выпустят только тогда, когда она дело сделает. А коль не получится у нее, так сожгут вместе с баней, к чертовой матери!

– И мужчины не попытались как-то вмешаться? – удивился Лев Иванович.

– Ох, Иваныч! – глядя на Гурова, как на дитя несмышленое, усмехнулся старик. – Когда бабы в таком озверелом состоянии, мужикам лучше им под руку не попадаться, а по домам сидеть и нос на улицу не высовывать, а то ведь и сами под раздачу попасть могут, как мои внуки говорят.

– Помогло? – спросил Гуров.

– Помогло, оклемался Матвеюшка, – кивнула старуха. – Веселее стал на жизнь смотреть, поправляться начал, вес набирать, а то ведь худой был такой, что все ребрышки пересчитать можно. А Стеша все ему напоминала, что если б не отец наш с сыновьями, так не видеть бы ему больше белого света.

– Вот под сурдинку мы его на Тоньке и женили, – радостно сообщил Антипыч. – Ничего! Живут – не жалуются! Трех внуков мне уже наплодили и еще готовятся.

– А что же Лариса? – спросил Лев Иванович – эта особа интересовала его все больше и больше.

– Да собрались мы все дружно и потребовали, чтобы духу ее больше в нашей деревне не было, – пояснил старик. – А коль появятся, так порешим обоих! И Матрена нас поддержала!

– А Гришку-то за что? – удивился Гуров.

– А за компанию, – махнул рукой Антипыч. – Вот они и съехали!

– Не сразу съехали! – поправила супруга старуха. – Сначала Гришка себе новый паспорт выправил, где у него и отчество, и фамилия новые, да неудачно вышло. За паспортами-то им нужно было в райцентр ехать, а он на том берегу, вот на обратном пути у них лодка и перевернулась, так что пришлось им вместе уже новые паспорта получать.

– А как же они себе место рождения изменили? Ведь из Стародольска оба? – спросил Лев Иванович.

– Что ты хочешь, Иваныч? – усмехнулся Антипыч. – Деревня – она деревня и есть, хоть и райцентром называется. И историю эту там не хуже, чем у нас, знали, так что пошли им навстречу, только бы они умотали отсюда поскорее. Да и побаивались, наверное, Лариску. Вот потом уж они и съехали. И больше ни он, ни она здесь не появлялись, слава тебе господи! – И старик широко перекрестился и жена вслед за ним.

– А вот те двое мальцов, что вместе с Ларисой тогда приехали? – напомнил Гуров. – Один, как я понял, Геннадий Шалый, а второй?

– Вторая, – поправила его старуха. – Тамарка это. Она Игнатова была, а как за Генку замуж вышла, стала Шалая. Ничего так они жили, только детей им бог не дал, а уж кто в том виноват, не знаю: может, он, а может, она. Тамарка баба, конечно, скандальная, но за Матреной исправно ходила – у той рак нашли, так она ее и мыла, и кормила, и горшки из-под нее таскала. Потому как, наверное, одна понимала до конца, что она их в свое время от детдома спасла.

– А Геннадий что собой представляет? – поинтересовался Лев Иванович.

– Да тот же Гришка, только помоложе, да, может, не такой подлый, но не работник, – осуждающе покачал головой Антипыч. – У меня старший внук таких мутными зовет. Они отсюда тоже съехали не так чтобы давно. Дом Матрены продали, и поминай, как звали. Да их, честно говоря, никто и не поминает.

– Значит, никаких родственников у Ларисы здесь не осталось? – уточнил Гуров.

– Ну, если только Матрена на кладбище, – пожала плечами старуха.

– Спасибо вам большое за рассказ, пойду я, – Гуров стал подниматься со своего места, когда Антипыч ехидно спросил его:

– И куда же ты, Иваныч, собрался, если автобус в Тамбов только вечером? – а потом велел: – Садись обратно, сейчас пироги поспеют, а мясные у матери получаются такие, что пальчики оближешь. Кстати, мать, а чем это пахнет? Уж не пироги ли горят?