– В тебе должны быть аморальные свойства, которые многие знают за собой и потому с большим удовольствием подмечают в других. Взятки, распутство, нетвердость характера, лживость, внебрачные дети, долги, растраты: все, что показывает твою
– У тебя должно быть окружение, которое, будучи предъявлено на всеобщее обозрение, покажется сомнительным. Оно сложилось по рациональным причинам, в силу судьбы, профессии, интересов, но публика увидит – по принципу «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты», – что ты человек, не заслуживающий доверия.
– У тебя должен быть могущественный патрон (Сухомлинов), которого можно скомпрометировать, скомпрометировав тебя. И цель такой интриги должна – для интригующих – оправдывать любые средства, их масштаб, цену, их низость, безнравственность.
– У тебя должны быть сильные враги, приобретенные давным-давно, которые теперь действием или бездействием поддержат атаку на тебя (в случае с Мясоедовым это департамент полиции, который он
– У тебя должен быть персональный мучитель, Прометеев орел (Гучков), который увидит в твоем деле возможность прославиться, заработать медийный капитал, пропагандировать свои взгляды на ряд общественно-политических проблем.
– На тебя должна давить масса косвенных доказательств, которые, ничего по сути не доказывая и имея свои объяснения, лишь разжигают охотничий инстинкт публики: да загоните вы уже его, что он все петляет и темнит, загоните и убейте!
– У тебя НЕ должно быть возможности адекватно защищать себя: Мясоедова судил военно-полевой суд, и у судей был приказ отправить его на виселицу.
– Ты должен до дна исчерпать лимит житейских удач, стать объектом инфернальной иронии. Все должно оборачиваться против тебя: все люди, вещи, обстоятельства. Это как бы обратная сторона твоего злодейства: дьявольщина улетучилась, ее покровы рассеялись, и факты, ранее принужденные дьявольской волей служить тебе, теперь тебя обличают.
– Обвинение не должно быть началом твоих злоключений. Ты уже должен увязнуть в серьезных проблемах: личных, финансовых, общественных; быть глубоко растерян, разочарован, обессилен; должен потратить некие «спасательные круги», которые пригодились бы позднее.
– Ты не должен быть бойцом по характеру. Не слизень, но и не боец. И ты не должен быть привлекательным. Может быть, ты талантливый, одаренный (коллеги давали хорошие отзывы о Мясоедове как о разведчике), но – НЕ яркий, обаятельный, внушающий инстинктивную симпатию.
– В твоем деле должна быть какая-то конкретика, настоящая или выдуманная. Мясоедов служит в штабе 10-й армии – и она разгромлена! А у него найдены документы, описывающие диспозиции войск (хотя он и должен их иметь как офицер разведки).
– В обществе, переживающем спад патриотических восторгов, разочарованном неудачами, страшными поражениями, которые кажутся необъяснимыми, уже должен начаться иррациональный поиск изменников, предателей.
Если все это сложить вместе, смертельный результат неизбежен.
Кирилл записал эти строки на оборотной стороне распечатки электронных билетов. Это был эталон, линза, сквозь которую Кирилл смотрел на биографии Швердтов, узнавая в них фрагменты смертельного, мясоедовского узора судьбы, тусклые звенья рока, вплетенные в цепь обыденных событий. Только на себя он не обращал этот окуляр – отчасти из уверенности, что его судьба ничтожна и в этом смысле застрахована от высоких несчастий, отчасти потому, что в глубине души боялся увидеть, узнать в своей жизни те же страшные тусклые звенья.
Немецкий заговор.
Шпионство.
О них писали все газеты, о них шептались солдаты. Почти все будущие советские генералы и маршалы служили в Первую Мировую рядовыми, унтерами, ротмистрами, думал Кирилл. Значит, все они «знали», что немецкие колонисты портят лошадей, подают сигналы неприятелю. По всей стране запретили преподавание на немецком, все газеты шельмовали немцев, люди были свидетелями выселения немецких подданных в Сибирь, ограбления и расхищения их имуществ; над Швердтами вставала тень их будущего, но Густав и Андреас думали, что это тень лишь ближайшего будущего, а дальше наступит свет.
Ночь, снова ночь. Она дышит, как умирающая лошадь, кровавая пена у нее на губах, кровь течет по сточным канавам; недобрые огни озаряют ее тускнеющие глаза, огни пожаров, отражающиеся в битом стекле витрин. Сорваны вывески аптек и ателье, кондитерских и мастерских, разбиты аптечные склянки, раздавлены пирожные, брошены в грязь ткани, не слышно полицейских свистков, не видно полицейских блях, – русский гомон накатывает волнами, темными, густыми, и вскрики на немецком, вскрики ужаса и боли, тонут в нем. Наутро выйдут дворники сметать стекло, смывать кровь, но пока еще ночь, пахнущая спиртом, аптечными снадобьями, гуляет над Москвой, и пьянеет от крови майская сирень.