Гусар на крыше

— А если нас не убьют? Все сержанты — карбонарии. И не меньше двадцати унтер-офицеров руководят вентами. Через полчаса все офицеры будут на том свете, и тогда на улицах Турина придется иметь дело с тысячей новобранцев, которые будут кричать: «Да здравствует полковник Парди!», но на следующий день, когда их останется только пятьсот, они будут кричать гораздо тише. А как завербовать рабочих мануфактур, без которых никуда и которые наверняка будут сбиты с толку и галунами, и замком в Бренте? Не говоря уж об объяснениях, которые придется давать тем, кто уже сочинил законы итальянской свободы у себя в голове или на бумаге. Не забывай, что существуют адвокаты и профессора.

— Я сделаю так, что меня арестуют и без мундира.

— Но Бонетто, который намерен стать военным министром или, может быть, даже министром юстиции, раструбит повсюду о твоем аресте. Я думаю, что это охладит моих сержантов и унтер-офицеров, которые считают тебя орлом. Они могут вообразить, что тебя одурачили или даже что ты предатель и вся эта история шита белыми нитками. Но это не помешает тебе стать знаменосцем. Провокаторы для этого очень подходят. И даже если все наши поверят в твою измену, те, кто занят формированием общественного мнения, состряпают из твоего ареста целый роман. А это по крайней мере двести стычек, если твой процесс будет длиться неделю. По два убитых в каждой стычке, и вот уже четыреста душ на твоей совести, что кончится для тебя, может быть, десятилетним заключением. А если тебя расстреляют, то будет миленький фейерверк. И это не считая интриг твоей матери и моей матушки, которая выйдет с кинжалом на улицу, и Карлотты, готовой вцепиться в первого встречного, что прибавит, по самому скромному подсчету, двести или триста покойников. Ну а если тебя засадят пожизненно, то тогда в дело пойдет клевета, потому что ты должен будешь умереть в тюрьме даже тогда (что я говорю? именно тогда!), когда Италия будет свободной. Ты уже не веришь? Надо признать, что наше теперешнее положение незавидно.

— Холера меня не пугает, — сказал Анджело. — Такая смерть вполне даже решает все проблемы. Я не могу быть счастлив вне моего долга.

— Я категорически запрещаю тебе умирать, — сказал Джузеппе, — и тем более таким образом. Что же касается долга, то какое тебе дело до долга других? Я думал, что в тебе больше гордости. Выполняй свой собственный долг.

ГЛАВА X

Теперь холера неслась через города и леса, словно разъяренный лев. После нескольких дней передышки она снова обрушилась на жителей ложбины. Заболевших безжалостно уносили, прежде чем они успевали действительно умереть. Оставшиеся в живых члены семьи изгонялись.

— Куда ты их отправляешь? — спросил Анджело.

— Вниз, туда, откуда мы пришли: под миндальные деревья.

Анджело пошел туда и вернулся в ужасе. Он сказал, что это настоящая бойня, где оставшиеся в живых превратились в скелеты и бродят, натыкаясь на непогребенные трупы, над которыми кружат стаи стервятников. Голос его звучал напряженно и резко.

Джузеппе ответил, что ветер дует с другой стороны, а значит, эти трупы не опасны. Но тут же спохватился и сказал:

— Тебе надо уходить отсюда.

— Тебе тоже, — ответил Анджело.

Вопреки его ожиданиям, Джузеппе почти не возражал.

— Ты нужен делу свободы, — сказал ему Анджело. — Тебя надо спасти. Твоя смерть здесь будет совершенно бесполезна. Как ты мне и советовал, я выполняю свой личный долг. И моя первая задача — сохранить солдат для сражения.

Он привел еще более убедительные и очень ловко поданные доводы.

— Тебе здесь страшно, — продолжал Анджело, — а ведь я знаю твое мужество. И я даже имел возможность в нем убедиться. Стало быть, у тебя есть серьезные основания для страха, и суть их в том, что ты просто боишься бессмысленной смерти.

Он еще долго говорил в таком духе.

— Это чистая правда, — сказал в конце концов Джузеппе, — именно так я устроен. Но эти рабочие, которым я дал оружие, привыкли, что я ими командую, теперь они могут заставить меня это делать.

— Я, во всяком случае, для них ничто, — сказал Анджело, — и они дали мне это понять: я для них «ворон». Без твоего покровительства был бы давно уже отправлен вниз. Если я исчезну, они этого даже не заметят либо решат, что я пошел подыхать в другое место. Я уеду раньше и попытаюсь купить лошадей. А эта твоя деревня по ту сторону долины действительно существует?

— Думаю, что да, но я узнаю поточнее.

— Или лучше я уеду один и оставлю тебе двадцать луидоров, чтобы ты сам купил лошадей для Лавинии и для себя. Не стоит привлекать внимание, а если я куплю трех лошадей, то всем все станет ясно.

— Хорошо бы даже купить четвертую лошадь, — сказал Джузеппе, — тогда мы смогли бы взять провизию.

— Я буду вас ждать недалеко отсюда.

— Мы уедем через три или четыре дня после тебя, чтобы я успел ответить на вопросы о твоем исчезновении, если вообще его кто-нибудь заметит, и уложить в мешок рис, фасоль, муку и сало. Только куда же мы поедем?

— Будем двигаться по направлению к Италии. Неизвестно, добралась ли туда эта эпидемия. Но в любом случае надо подниматься в горы.