Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева

Хотя вообще, по словам надсмотрщика Онофре (это он произнес разъяснительный спич), в Испании трибуналы обычно обходятся с теми, кто сдал свой корабль англичанам, довольно мягко. Например, если моряк поднял руку на офицера, ему без долгих разговоров ее просто отрубают, а за другие проступки тебя, разложив на пушке, порют плетьми или шомполами, если ты солдат, или протаскивают под килем (а это такая штука, коллеги, что уж лучше болтаться на ноке); но если ты из начальства, тебе что угодно сойдет с рук. У всех у них есть связи, разная там родня, друзья-приятели. А кроме того, ведь в нашей Армаде все капитаны из господ, все знают и покрывают друг друга. Или почти все. А вот у англичан все наоборот: если что, изволь отвечать по всей строгости, а сдай офицер свой корабль или проиграй бой, ставят его к стенке, и вся недолга. Нам до них далеко. Они к морю относятся серьезно. Как-то раз шлепнули даже одного адмирала, который сунулся на Менорку или куда-то еще в том же роде. Звали его… не то Бинг, не то Бонг… Говорят, расстреляли сразу же после заседания трибунала. На палубе его собственного корабля.

– Мы что, тоже ввяжемся в это?.. – слабым голосом спрашивает Курро Ортега, указывая в сторону завесы дыма по ту сторону порта, вспыхивающей огнями от залпов.

Маррахо смотрит на друга, стараясь нарисовать на лице беспечную усмешку:

– Струхнул, что ли, приятель?

– Еще бы не струхнул. Да и ты ведь тоже.

– Я?.. Ну, вижу, ты совсем раскис.

– Да как хочешь назови, парень. Тут кисни не кисни, а в такой заднице мы еще не бывали.

Маррахо отходит от порта, давая возможность другим тоже взглянуть, что делается снаружи, и пробирается в полумраке батарейной палубы, где, как в пещере, отдаются от стен возбужденные голоса людей, обсуждающих подробности боя и распоряжения командиров: они готовят пушки к стрельбе или наставляют самых непонятливых из орудийной прислуги. Поравнявшись с заместителем командира батареи (молоденьким лейтенантом сухопутной артиллерии по фамилии Сандино), Маррахо слегка кивает ему. С начальством лучше ладить, думает он. Потом обходит большой люк, добирается до пяртнерса – отверстия, через которое проходит толстенный ствол грот-мачты (он как бы протыкает собой все палубы и упирается в шпор – специальное гнездо в киле), и вглядывается туда, где на своей части батареи, расположенной от миделя до носа, старший лейтенант Макуа – шляпа под мышкой, рука на эфесе сабли, а в другой зажат платок, которым он отирает пот со лба, – вместе с толстым сержантом морской пехоты проверяет, у всех ли люков расставлены часовые. Задача этих солдат, вооруженных мушкетами с примкнутым штыком, – не позволять людям покидать боевые посты, прятаться на нижней палубе и пытаться навестить пороховой погреб. А туда, как сказал комендор Пернас, рвутся многие. Многие из вас. При воспоминании об этих его словах на лице Маррахо появляется улыбка – кривая, похожая на оскал его хищных тезок[100].

На этом лице еще горит пощечина, полученная в «Кайской курочке». Ну, погоди, сукин ты сын, старший лейтенант Макуа, будь проклята твоя песья кровь. Мне плевать, что мы все тут вляпались в дерьмо, ну, или вот-вот вляпаемся. Мне должно очень уж крупно не повезти, чтобы среди всей этой заварушки не представился случай уплатить тебе должок. Так что жди.

– Все на ту сторону!.. Приготовиться к бою со штирборта!

Маррахо несется туда, как и все, а по коже бегут мурашки. За свою жизнь ему доводилось попадать в разные передряги, но еще никогда он не испытывал такого ощущения в желудке: в нем словно отдается мощный топот ног, скрип снастей и лафетов, доносящийся с верхней палубы, и бой барабана у грот-мачты. Как и старший лейтенант Макуа, лейтенант Сандино вынул саблю и несколько неуверенно (на его еще безбородом лице прямо-таки написана привычка ходить по суше) указывает расчетам их посты, будто сомневаясь, что сумеет заставить повиноваться себе эту массу людей, из которых только один или двое из трех знают, что и как им следует делать. Остальные, растерянные, ошалевшие, подгоняемые приказами и оскорблениями командиров орудий, спотыкаясь, топчутся туда-сюда, озираются, силясь понять действия товарищей, хватаются за клоцы, банники, пороховые картузы, выбирают ядра, толкутся вокруг уже заряженных орудий, наклоняются, чтобы выглянуть в порты.

– Тишина на батарее!.. Стрелять по моему приказу!