Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева

– Рамиреса де Арельяно я знаю. Он женат на Мануэле Франко, сестре Лукаса… Двое детей у них, третьего ждут. Вот бедолаги!

– Судя по всему, расстреляли много народу…

– И еще многих расстреляют. Нас с тобой, например. Если схватят.

– Гляди, гляди, возвращаются! Вон они!

Преследуемые эскадроном драгун, надвигающимся от Буэн-Ретиро, и колонной пехоты, идущей от Пасео-де-лас-Делисиас, полдесятка горожан и четверо солдат, сбежавших из казарм испанских гвардейцев, – было пятеро, да одного, Эухенио Гарсию Родригеса, убили возле ограды Ботанического сада – отступают с боем по прилегающим улочкам, но все они в конце концов окружены. Так погибает приказчик табачной лавки Доминго Бранья Бальбин, пытавшийся уйти по крышам. Трое гвардейцев, бывших с ним, сумели спастись, перескочив через заборы и глинобитные ограды, четвертого же, севильянца Мануэля Алонсо Альбиса, привлекшего внимание французов своим мундиром, ранят в щеку, а когда он, выронив ружье, обнажает саблю, вторым выстрелом укладывают у задней стены Главного госпиталя. Вскорости и погонщик мулов Бальтасар Руис будет схвачен, а потом и расстрелян на Аточе. Прочие же, за которыми после выстрела из пушки, уставя штыки, гонятся французы, отбиваются холодным оружием без надежды на успех и падают один за другим. Дальше других успел убежать музыкант Хуан Баутиста Коронель, 50 лет, уроженец Сан-Хуан-де-Панама, но и он, пересекая площадь Антона Мартина, попал под картечь, разворотившую ему бедро и живот. Остальные члены этого отряда – Хосе Хуан Баутиста Монтенегро, Хуан Фернандес де Чао, галисиец из Мондоньедо, и сапожник Хосе Пенья, 19 лет, оставшись без патронов и видя, что окружены со всех сторон, поднимают руки. К вечеру ближе все трое окажутся в числе расстрелянных на склоне Буэн-Ретиро.

А в расположенный на углу улицы Аточа и одноименной площади Главный госпиталь, где две тысячи французов спаслись сегодня утром от народной ярости, санитар Серапьо Эльвира, 19 лет, только что привел своего напарника, которому пуля раздробила два ребра, когда подбирали раненых на площади Антона Мартина. Эльвира передает его в руки хирурга, а потом бежит по коридору, ища среди заполнивших его раненых и умирающих еще одного санитара, который решился выйти на улицу. И в этот миг на лестнице появляется студент-практикант с криком:

– Лягушатники хотят расстрелять пленных!

Серапьо Эльвира вместе с другими несется вниз, а там сержант во главе своего взвода выводит сапера, санитаров, поваров и больных, которые утром предприняли попытку перерезать лежащих в госпитале французов. Не раздумывая, Серапьо хватает резак и бросается на сержанта, однако тот успевает выхватить саблю и ударом свалить юношу. Остальные солдаты занимают оборонительную позицию, но на них толпою кидаются служащие при кухне – в большинстве своем астурийцы, – больные и несколько практикантов. Помимо Серапьо, один человек – Франсиско Лабра, 19 лет, – убит, а его товарищи – Франсиско Бланко Энкалада, 16 лет, Сильвестре Фернандес, 32 лет, и Хосе Перейра Мендес, 29 лет, – ранены, равно как хирург Хосе Кирога, портомой Патрисио Космеа, дворник Антонио Амат и санитар Алонсо Перес Бланко, который через несколько дней скончается. Тем не менее французов удается оттеснить. Помощник повара Висенте Перес дель Валье, дюжий малый из Кангас, с вертелом в руках так яростно наступает на унтер-офицера, что тот бросает саблю и спасается бегством со своими людьми. Вслед им несется отчаянная брань.

– Не вздумайте еще раз сунуться!

Французы тем не менее суются и берут реванш. Пострадавший в схватке сержант – голова у него наскоро перевязана, а сам он исходит бешенством – возвращается с подкреплением – ведет за собой еще один взвод гренадер, вламывается на кухню и указывает на всех, кто отличился в недавнем бою. Босых и полуголых, выводят из госпиталя Переса дель Валье и пятерых практикантов. В памятной записке, посвященной событиям этого дня, их свидетель и очевидец, судья Педро Ла-Эра, укажет, что «в госпиталь никто из них не вернулся, и дальнейшая их судьба неизвестна».

Капитан Луис Даоис размышляет над тем, как оборонять артиллерийский парк. Когда отворились ворота, значительная часть толпившихся у ворот людей, расхватав оружие, ринулась драться на улицах по собственному разумению, а многие вообще предпочли взять только сабли и штыки по причине слабого знакомства с устройством нарезного штуцера или гладкоствольной фузеи. Даоису, Веларде и прочим офицерам с трудом удалось задержать горожан, убедив их, что здесь они будут полезней. В завязавшемся пять минут назад живом споре, где холодная гордость Даоиса противоборствовала с пылкими доводами Веларде, сей последний выказал непреложную убежденность в том, что едва лишь в других казармах узнают про восставший Монтелеон, части испанской армии выйдут на улицу.

– Как можно драться с такими силами? – спрашивал артиллерийский капитан Хосе Кордоба. – Сколько нас? Раз-два и обчелся. Для чего все это?