Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева

На улице начинается какое-то движение. Уэртас с незажженной сигарой во рту – курить сейчас было бы явно не ко времени – и с мушкетом в руках выходит на балкон, торопливо допив свою порцию. Люди залегли на мостовой, те, что на углу, навели куда-то ружья. Другие бегут к монастырю Маравильяс. Капитан в зеленом мундире уже скрылся за воротами Монтелеона; впустив его, они медленно закрываются, и от этого в душе юноши возникают странное одиночество и беззащитность. Взглянув на окна, он убеждается, что волонтеры короны скрылись, оставив на виду только стволы ружей.

– Мюрат приглашает нас, сеньоры, на первую кадриль, – говорит дон Курро, невозмутимо попыхивая сигарой.

Франсиско Уэртас замечает, как дрожат руки типографа, когда тот, притушив сигару, засыпает порох в дуло ружья, вставляет пулю, забивает ее шомполом. Юноша делает то же самое и, чувствуя, как ползет холодок по хребту, как сосет под ложечкой, вместе с товарищами становится на колени за доморощенным бруствером, приникает щекой к ложу приклада. Ощущает запах ружейного масла, дерева, железа и вдруг, будто спохватившись, думает с испугом: «Что я тут делаю?»

С соседнего балкона кричат, оповещая о приближении французов.

К Монтелеону до сих пор не вышел только отряд под командой Бласа Молина Сориано. Переусердствовав немного в предосторожностях, ибо свежи еще в памяти картины бойни у дворца, он повел своих людей самой кружной дорогой – не дай бог нарваться на французов. И ради того, чтобы пройти незамеченными, они с площади Тудеско поднялись по Сан-Пабло, оттуда – к площади Сан-Ильдефонсо и, проблуждав по улицам, выходят теперь на улицу Сан-Висенте, откуда уж рукой подать до Маравильяс. Желанная цель так близка, что они, отчасти утратив осторожность, кричат: «Ура Испании!» и «Смерть французам!» Но, повернув за угол, слесарь вскидывает руку и останавливает отряд.

– Тихо! – приказывает он. – Всем молчать!

Сгрудившиеся вокруг люди смотрят на уходящую вверх улицу. Слушают. Крики «ура!» и «смерть!» стихли, на лицах – убийственная серьезность. Как и Молина, каждый внимает звукам, которые ни с чем невозможно спутать: из-за домов зловеще и явственно, ни на миг не смолкая, доносится частая сухая трескотня ружейных выстрелов.

У парка Монтелеон идет бой.

5

От половины первого до часа дня Мадрид оказался разрезан надвое. Все главные проспекты от Пасео-дель-Прадо до Паласьо-Реаль заняты французскими войсками: кавалерия расчищает улицы опустошительными атаками; артиллерия бьет по всему, что шевелится, а пехота продвигается от одного перекрестка к другому, закрепляя успех. Успех, впрочем, сомнительный: хотя наполеоновская армия мало-помалу овладевает городом, никак нельзя сказать, что сопротивление полностью подавлено. Кирасиры из бригады Риго застряли на Пуэрта-Серрада; пушки бьют по Пласа-Майор, по площадям Санта-Крус и Антона Мартина, и горожане рассеиваются по прилегающим улицам, однако тут же собираются снова и упрямо нападают на французов из подворотен и подвалов. Многие потеряли надежду на успех, разочаровались, ужаснулись кровопролитию, опомнились и убежали куда глаза глядят, намереваясь вернуться домой. Однако есть еще те, кто намерен драться за каждую пядь, оспаривая ее у врага огнем и ударами навахи: это люди, которым нечего терять, люди отчаявшиеся и желающие лишь отомстить за гибель близких или друзей, обитатели нижних кварталов, готовые на все и мечтающие только о том, чтобы французы как можно дороже заплатили – око за око, зуб за зуб – за все потери этого дня.

– Бей их! Расквитаемся с лягушатниками! Пусть заплатят!..

Плата – чудовищна. На каждой улице в центре, на каждом перекрестке, в каждой подворотне валяются убитые. Французы не жалеют картечи, которая уже смела с балконов и крыш почти всех испанских стрелков, а гренадеры, егеря и фузилеры ведут беспрестанную пальбу залпами по крышам, террасам и чердакам. Так погибли несколько женщин, швырявших в неприятеля цветочными горшками, молотками, а то и табуретками. Среди убитых – Анхела Вильяпандо, 36 лет, уроженка Арагона, получившая пулю на улице Фуэнкарраль, а на улице Толедо та же участь постигла Каталину Кальдерон и Марию Антонию Монрой, 37 и 48 лет соответственно, на улице Сольдадо – Тересу Родригес Паласьо, 38 лет, а на улице Хакометресо – вдову Антонию Родригес Флорес. Торговец Матиас Альварес смертельно ранен в тот миг, когда стрелял по французам с балкона своего дома по улице Санта-Ана. На углу Толедо и Консепсьон-Херонима пуля попала в левое бедро Сегунде Лопес дель Постиго, которая бросала в проходивших внизу французов разной кухонной утварью.