— Я не собираюсь сидеть дома! — Юлия сказала это так, будто считала поместье своим. — Тоже мне предрассудки: мужчина, женщина! Я такой же человек, как и ты! И хочу делать что-либо полезное, а не заниматься всю жизнь домашним хозяйством!
— Юля… Война — дело мужское. Если мы защитить страну не сможем, какие же мы мужчины? А уж за женскими спинами прятаться…
Арсений только что был произведен в подполковники.
— Не прятаться! Но я желаю стоять рядом. И имею на то право, — решительно произнесла девушка. — Скакать умею, стрелять тоже.
— Этого мало. Да и могут ранить, убить. Нет, — последнее слово прозвучало жестко. — В бой я тебя не пущу.
Стало ясно: не уступит. Здешние мужчины подвинуты на своих обязанностях и воевать считают за честь. Некая кавалерист-девица вынуждена была скрывать свой пол. А тут — не скроешь. Но что-то есть в представителях сильной половины привлекательное. То, что утратили их потомки.
— Тогда я буду сестрой милосердия, — нашла выход девушка.
— Кем? — не понял Раковский.
— Ухаживать за ранеными. У нас этим занимаются женщины.
— У вас… Ах да, — чем дальше, тем больше Арсений начинал верить, будто Юлия и вправду перенеслась из будущего. Мало ли какие чудеса Божьей милостью могут случиться на свете! Неисповедимы пути Его… Не похожа она на всех виденных им — весьма многочисленных — дам. — Всё равно. Что скажут: девушка одна, среди посторонних мужчин.
— Мне безразлично.
— Мне — нет. Раз уж я принял малое участие в твоей судьбе…
— И теперь решил больше не принимать… — без вопросительной интонации продолжила девушка.
— Напротив, Юлия Михайловна. Я понимаю, это не совсем благородно с моей стороны, но…
Ух, в атаки ходить куда легче. Здесь же правильнее — с обрыва в ледяную воду. И словно перед прыжком, Арсений набрал воздуха:
— Я прошу руки и сердца. Свадьбу можем сыграть сейчас, после войны… Что поделать, если без тебя не могу жить?..
Слов было еще много, они обрушивались на девушку водопадом, кружили голову, и вдруг захотелось, чтобы им не было конца.
— Я не прошу немедленного ответа, только… — Раковский резко умолк.
Он пытался прочитать решение судьбы в девичьих глазах, только Юлия упорно отводила взгляд.
Некстати вспомнился разговор с дядей. Не родилась еще моя невеста…
Молчание затягивалось, стало нестерпимым. Что-то упало на щеку, и Раковский машинально отметил: первая снежинка.
— Да…
Бивачный дым плыл по-над землей, смешиваясь с утренним туманом. Воздух горчил и стылыми пальцами забирался за пазуху.
Поручик Льгов потянулся и сбросил рубашку на растяжку палатки.
— Архип!
— Тута я, вашбродь!
— Давай!
Денщик с размаха плеснул из ведра ледяной днепровской водицей.
— Вот чертяка! — крякнул поручик. — Опять штаны залил!
— Виноват, вашбродь! Сейчас сухие принесу.
— А ну тебя! Некогда! Полотенце лучше неси!
Алексей Алексеевич стряхнул воду с усов и принялся растираться жестким, как дерюга, полотенцем. Накинул свежую рубашку, застегнулся, заправил в белые лосины. Принял из рук Архипа черный с серебряным позументом и синими отворотами мундир, накинул на плечи. Наслаждаясь утренней свежестью, зашагал на летовище, где застыли, словно пришедшие из сказок Змеи Горынычи, громоздкие и вместе с тем ажурные махолеты.
Несмотря на скудость утреннего солнца, команды, вкупе с мастеровыми, уже трудились не покладая рук. Махолет, он капризный, как конь арабских кровей. Чуть недоглядел — и живота лишился. Солдаты мазали оси жиром, подтягивали крепления, прощупывали каждый вершок крыльев, сделанных из натянутой на тонкий дубовый каркас тончайшей, пропитанной маслом, кожи.
Завидев командира, служивые вытягивались «во фрунт».
— Вольно, вольно, братцы, — на ходу бросал Льгов.
Вмешиваться в ежедневное обслуживание он не собирался. Капралы и унтера проследят, неожиданностей быть не может. Не было еще случая, чтобы его «крыло», хоть на учениях, хоть в бою, не оправдало чаяния поручика.
— Здравия желаем, ваше благородие! — рявкнул рыжий, как лисовин, унтер Портков, бросая ветошь на траву.
Расчет командирского махолета построился рядом с ним, пожирая глазами поручика. Рядовые Акимов, Ильин и капрал Славкин.
— Здорово, молодцы! Вольно. По распорядку.
— Есть, вашбродь!
Солдаты рассыпались, окружая чудо мысли санкт-петербургских механиков. Славкин откинул с приводного шкива ремень, а Ильин с Акимовым, взгромоздившись в седла, напоминавшие казачьи, принялись крутить педали.
— Левая заедает!
Портков, не доверяя столь важное дело подчиненным, самолично мазнул по оси куском прогорклого сала.
— Еще пробуй!
Солдаты пыхтели, педали мелькали, оси нежно подвывали, выпуская капельки разогретого жира по краям втулки.
— Вроде ничего так пошла!
— Еще, еще!
Когда из втулки показалась тонкая струйка дыма, унтер сжалился. Дал оси остыть и еще раз густо намазал салом.