Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

Все же в ночь на 27 апреля выкроили время. Посовещавшись, назначили праздничную комиссию и председателем ее опять–таки Анохина выбрали. Учитывая обстановку, решили на многое не замахиваться — провести уличную манифестацию, украсить город красными флагами, а в театре «Триумф» организовать несколько митингов–концертов. Выделили ораторов: от большевиков — Анохина и Парфенова, от левых эсеров — Балашова и Рыбака.

Подытожили — уж слишком скромно получается. Опечаленно притихли — откуда что взять? Комиссар по продовольствию покряхтел, поерзал в мягком губернаторском кресле и махнул рукой — «давайте уж выдадим ради светлого пролетарского дня по фунту муки на едока сверх нормы».

Оживились, от всей души порадовались, а потом опять задумались: все–таки не хватает чего–то. Нового, истинно–революционного маловато. Митинги, флаги, манифестация — были и в прошлом году. А что касается продуктов — с ними тогда вообще такой беды еще не знали. Конечно, два только что сформированных отряда Красной Армии и прибывший из Петрограда батальон железнодорожной охраны — это оставит впечатление! Особенно если они пройдут по улицам под оркестр. А пятьсот коммунистов в городе — разве это не сила! Год назад даже маленькой большевистской ячейки не было.

И все же хотелось еще чего–то. Посидели, поломали головы, ничего не придумали. Время было за полночь, и решили — пусть комиссия сама пошевелит мозгами.

С тем и разошлись.

У подъезда недолго постояли и уже начали прощаться, когда Анохину пришла в голову неожиданная мысль:

— А знаете, товарищи! Нам надо обязательно достать большой портрет Ленина. Обязательно! Пусть–ка петрозаводские пролетарии посмотрят на своего вождя. Ведь у нас никто почти и не видел его.

— Придумал же ты, Петр Федорович! — засмеялся заведующий отделом управления Губсовета Данилов. — Большой портрет Ленина! Да где ж его взять? У нас и маленьких раз–два, и обчелся, а ты — большой!

— Найти, достать, сделать, наконец! — загорелся Анохин. — Валентин Михайлович! — кинулся он к Парфенову, призывая того в союзники. — Ведь может же художник нарисовать большой портрет с фотографии?

— Конечно, может, — подтвердил Парфенов. — Только поздно мы спохватились. Осталось каких–то три дня. Вряд ли кто возьмется.

Анохин спорить не стал. Ненадолго вернулся в свой кабинет, а минут через десять уже шагал по Полевой улице, держа путь к дому, где жил художник Собакин.

Этот дом он знал давно, еще с тех времен, когда служил рассыльным в губернской типографии. Три раза в неделю приносил он учителю рисования «Олонецкие губернские ведомости» и всегда искал повод, чтоб подольше задержаться в его необычной, совсем не похожей на другие, квартире, где вся мебель, с затейливой резьбой, была сделана руками хозяина, а стены увешаны картинами, рисунками по эмали, чеканкой по бронзе.

Когда в 1909 году Анохин сидел в тюремной одиночке и ждал военного суда за покушение на жандарма, Константин Васильевич, рассказывают, безуспешно пытался помочь ему. Да и что мог сделать учитель рисования, если высшая воля российского монарха давала одно лишь толкование поступку Анохина — смертная казнь через повешение.

Давно это было, девять лет прошло. Постарел за это время Константин Васильевич, заметно сдал. Бороду отпустил и, говорят, выпивать стал часто.

Возьмется ли он теперь за эту работу? Сможет ли сделать?

Вот и знакомый с детства дом!

Анохин очень обрадовался, когда увидел в одном из окон слабый свет. «Хорошо, хоть с постели поднимать не придется», — подумал он, отворяя калитку.

2

Дверь открыла жена художника. Она с испугом и удивлением отступила назад, увидев человека в кожаной куртке.

— Не узнаете, Варвара Васильевна?

— Н–нет.

— А я, Варвара Васильевна, всегда вас помнил.

— Простите… Темновато… Проходите, пожалуйста.

— Не беспокойтесь, прошу вас. — Анохин прошел в комнату и спросил с улыбкой: — Неужели вы не помните Петю Анохина?

— Варя, кто там?

На пороге появился сам хозяин — бородатый, взъерошенный, в накинутой на плечи куртке.

— Петр Федорович! — закричал он. — Товарищ Анохин! Варя, ведь это сам товарищ Анохин к нам! Как же ты не узнала его?

Варвара Васильевна совсем смутилась.

— Простите, ради бога… Не ждали… В такой час… Раздевайтесь, проходите, пожалуйста. Я сейчас… Хотя бы чаю… У нас, знаете ли, рядом военные стоят… Я думала, снова по поводу уплотнения.

Анохин пожал обоим руки, отказался от чаю, сославшись на позднее время, и сообщил, что пришел он по важному делу.

— Прошу ко мне! — сразу посерьезнел хозяин и показал на распахнутую дверь кабинета.

Анохин вошел в знакомую комнатку, огляделся и про себя отметил, что постарел, к сожалению, не только хозяин. Одряхлел и кабинет, вроде бы и размерами меньше стал. Видно, не находят сбыта загромождающие углы кабинета скульптуры и висевшие на стенах картины, — время не то. И все же для Анохина, так давно не приходившего сюда, это было возвращение в один из самых приятных уголков его юности.

Анохин достал из внутреннего кармана куртки фотографию, размером с открытку, и протянул ее Собакину: