Гуси-гуси, га-га-га...

– Потому что увидел пистолет.

– Конечно. Простите, но куда мы все-таки идем?

– Идем туда, где нас никто не будет искать. К моему старому, доброму приятелю. Для начала я набью ему морду.

Цезарь глянул сбоку – изумленно, тревожно и, кажется, чуть брезгливо.

– Это из-за его дурацкой шутки я оказался в тюрьме. И чуть не отправился на тот свет. Ты ведь слышал разговор с инспектором.

– Я мало что понял. Только то, что мама и папа в Лебене. Это далеко?

– Это мы выясним. Подробно и по порядку. Но сначала…

– Сначала вы побьете того человека? – тихо спросил Цезарь. И словно отодвинулся.

– Только за то, что он такой идиот. А за то, что он сотворил со мной… черт его знает, может быть, это и к лучшему.

«Но не будь этой шутки, не погиб бы Петр…»

«Но и тринадцать ребят я не увел бы на Луга…»

«Тринадцать… А сколько осталось?..»

«Но и Петр мог погибнуть не в этой, так в другой схватке!»

«А тебе легче от этой мысли?»

Цезарь опять сказал тихо и нерешительно:

– Я вот что подумал… Значит, я должен быть благодарен вашему приятелю.

– За что?!

– Если бы не он, мы бы не встретились. И вы не спасли бы меня.

– Возможно. И все же один раз я его тресну.

Но желание «треснуть» Рибалтера исчезло напрочь, когда Корнелий увидел его.

Казалось, Рибалтер постарел лет на двадцать. Лысина его сморщилась, как печеное яблоко. Отросшие букли на висках поседели. Крылышки больших ушей повисли сильнее обычного. Даже улыбка стала впалой, старческой.

И все же в улыбке была радость. Нерешительная и без удивления.

– А… Хорошо, что ты пришел. Я ждал. А как это ты без сигнала?

– Через щель в заднем заборе. Раньше я в ней застревал, а теперь, видишь… За калиткой, я думаю, следят.

– Чего за ней следить? Куда я денусь? Хотели сперва в тюрьму, а потом разрешили домашний арест. Теперь уже недолго. Корнелий, ты на меня не очень злишься?

– Какой же ты все-таки дурак, – сумрачно сказал Корнелий.

– Само собой. Ты ругайся, правильно. Я все-таки ужасно рад, что ты пришел. Я вообще безумно рад.

– Чему, сокровище мое?

– Ну… что ты живой. Пока я не узнал это, я вообще… Прихожу к тебе, а там урна. О Господи! – Поблекшие глазки Рибалтера заслезились.

– Да, это был, безусловно, драматический момент.

– Ты смеешься, а я тогда… Ну, ладно. Это что за мальчик?

– Здравствуйте, – прошептал Цезарь.

Они стояли в полукруглой гостиной Рибалтера. Цезарь рассеянно и неловко поглядывал на экзотическое барахло, раскиданное и развешанное по комнате: пестрые туземные маски с островов, оскаленный медвежий череп в углу, громадную модель римской галеры, старинные часы (подделка) ростом с великана. Но, глянув по сторонам, он снова устремил взгляд на Рибалтера. И теперь они встретились глазами. Рибалтер часто закивал: «Здравствуй!»

– Славный мальчик. Откуда он?

– Мы вместе бежали из тюрьмы, – в упор сказал Корнелий.

– Как… бежали? Но тебя же…

– Подробности потом. Покорми мальчика, он с ног валится. И в дальнейшем своем поведении исходи из того факта, что укрываешь у себя беглых государственных преступников. Я говорю это без юмора. – Корнелий демонстративно выложил на колченогий (в стиле ампир) столик звякнувшие пистолеты.

– Да?.. Мне, собственно, уже безразлично, – тускло сказал Рибалтер. – А тебя тоже покормить?

– Позже. Я пока побеседую с дружищем Капусом.

– Хорошо. – Рибалтер взял вздрогнувшего Цезаря за плечи. – Пойдем. Как тебя зовут, мальчик?

– Это Цезарь, – сказал Корнелий. – Цезарь, это… дядя Рибалтер. Славный дядя, только излишне легкомысленный. К тому же сейчас он слегка расстроен. Ему не хочется помирать… Что, не хочется помирать, Рибалтер?

Тот откликнулся без обиды:

– Как тебе сказать… Конечно! Хотя… как вспомнишь, так и пожалеть-то нечего. Вот если бы все сначала…

– Ну, ты не вешай нос, старина, – усмехнулся Корнелий. – У тебя же есть шанс.

– Один из миллиона. Что ж, смейся, ты имеешь право. Ты через это все прошел, а у меня все еще впереди.

– У нас много чего впереди, – сказал Корнелий. И увидел в поблекших глазах Рибалтера удивление. И капельку надежды. – Иди, иди. Покорми мальчика.

Оставшись один, Корнелий сел к панели. Она занимала правую часть плоской стены у двери. Тронул носком башмака педаль включения. Капус ожил, замерцал, в двух экранах открылась темно-серая глубина. По засветившемуся кругу сенсорного приемника сигналов пробежала цепочка нервных огоньков.

– Ну, чего надо? – с хрипотцой спросил Капус динамиком слева. Машина знала себе цену и вела себя фамильярно. Тем более, что Рибалтеру это нравилось.

– Капус, дружище, это я, Корнелий. Ты меня помнишь?

– Я помню Корнелия. Но я не слышу индекса.

– Ты посмотри на меня. – Корнелий поднял лицо к линзе визуальной связи.

– Лицо похоже на физиономию Корнелия, только худое… Но где индекс?

– Индекс у меня исчез.

– Даже паршивые ржавые калькуляторы знают, что такого не бывает.

– Так не бывало, Капус. А теперь случилось.

– Не верю.

– Ну… вот тебе моя дактилоскопия! – Корнелий положил правую ладонь на сенсорный круг. – Читай. Чья это рука?

– Да… Вы действительно Корнелий. Чудеса.

– Бывают чудеса и похлеще. Не говори мне «вы», мы же старые знакомые.