А тем паче что тот, кто дал сей приказ, сам первый же оный выполнил и применил, когда кощунственная рука римского наместника оскорбила заушением его святейший лик, а он в ответ не сказал ни единого слова и даже не впал во гнев. Ежели сам господь терпеливо сносил поругания, чего же ропщет и ерепенится человек, сей червь ничтожный? Слово ему скажи не так, и он уже лезет на рожон, губит душу, чтобы спасти свою честь, поступая по обычаю нехристей, словно сам нехристь: ему, вишь, непременно надо подраться, а вернее — предаться в объятия сатаны, врага рода человеческого, и бежать объятий спасителя своего. А ведь все мы знаем, что спаситель, заповедуя нам свою волю в смертный час, пригвожденный к кресту, покрытый ранами, страждущий, истерзанный с ног до головы, на которой волосы, слипшись от запекшейся бесценной его крови, стали жесткими и твердыми, как кора, а раны под терновым венцом страшно зияли, — в этот час, прощаясь с матерью и учеником, обратился к вечному отцу своему с последней, самой великой мольбой и в смертной муке, когда душа покидала божественное его тело, молил простить тех, кто распял его.
По примеру спасителя поступил святой Христофор;[69]
получив пощечину, он вспомнил о той, которую стерпел наш учитель, и сказал: «Я отомстил бы, но я христианин». Стало быть, мститель для нашей матери-церкви — словно отрезанный ломоть. Вот и святому Бернарду[70] дали пощечину на глазах у всей братии, а когда монахи захотели отомстить за него, святой пожурил их, говоря: «Не гоже мстить обидчикам друга, ежели денно и нощно ты молишь бога о прощении для своих обидчиков». Когда побивали камнями святого Стефана[71], он сокрушался не о том, что жестокие удары близят час его кончины, но лишь о том, что лютые гонители губят свою душу, и, скорбя о них в предсмертных муках, молил господа не вменить им греха сего, особливо Савлу, который в ослеплении столь ревностно защищал свою веру, что повелел палачам снять плащи и одежды, дабы сподручней им было избивать святого мученика.И такова была сила молитвы, что она обратила в истинную веру будущего славного апостола Павла. Сей апостол, превеликий знаток христианского учения, понимал, что всего важнее для спасения нашего — побеждать свой гнев, чтобы солнце не заходило во гневе нашем. Он говорит:
Сей божественный завет усердно соблюдал богобоязненный Константин Великий; когда императору донесли, что враги, желая оскорбить его, совершили поношение и сотворили надругательство над его мраморным подобием, забросав камнями и повредив на нем голову и лицо, император в великом своем смирении и не подумал разгневаться, а только ощупал руками свое тело, приговаривая: «Какие удары? Какие раны? Ничего не чувствую, и мне ничуть не больно от всего того, что, по вашим словам, мне причинили». Этим дал он понять, что бесчестье существует лишь в мнении тех людей, кто почитает это за бесчестье.
Но не подумайте, что, коль скоро вы откажетесь от мести и простите оскорбившего вас, он выйдет сухим из воды. О нет! Нанося бесчестье вам, он бесчестит и господа, коему принадлежите и вы и он. В сем мире есть владыка, а когда во дворце или во владениях государя оскорбляют кого-нибудь, то тем самым наносят оскорбление и государю. И пусть обиженный простит — этого еще недостаточно, ибо бесчинный и позорный поступок нарушает законы, установленные государем, и оскверняет его дом и страну. Потому и говорит господь: