Гусман де Альфараче. Часть вторая

Прослушав курс свободных искусств и метафизики, я окончил его вторым из нашего выпуска, что было вопиющей несправедливостью, ибо по всеобщему мнению я заслужил звание первого; но предпочтение отдали сыну одного из университетских столпов.

После этого я приступил к изучению богословия. Предмет сей пришелся мне по сердцу; я и вообще занимался науками с удовольствием, нравилась мне и развеселая школярская жизнь, так похожая на все, к чему я привык с детства.

Кто на свете пользуется столь же полной свободой? Кому еще живется так спокойно и беззаботно? Есть ли увеселения; в которых было бы отказано студенту? Видит ли он хоть в чем-нибудь отказ?

Если ты человек серьезный, то без труда найдешь товарища; если весельчак и гуляка — тоже не останешься один как перст. Каждый выбирает, что ему по вкусу. Прилежный может потолковать с коллегой о науках, пойти послушать лекцию, поспрягать глаголы, покорпеть над сочинением. А если захочет рассеяться, за чем дело стало? Школяр — все равно что женщина из Монтаньи, у которой прялка всегда при себе: куда бы ни направился студент, хотя бы просто побродить в тени зеленых прибрежных рощ, он и тут не перестанет суммировать, аргументировать, дискутировать с самим собой, не замечая одиночества. Правду говорят, что занятый делом человек не бывает один.

А если раз-другой в году задумаешь встряхнуться, немного ослабить тетиву и покутить в компании приятелей, — что может сравниться со студенческой гульбой? Есть ли на свете лучший праздник и потеха, как стащить пирог, укатить дыню, опрокинуть лоток с миндальным печеньем? Кто и где умеет проделывать все это столь же ловко и красиво? Если вам вздумается пропеть на улице серенаду, испещрить надписями стену чужого дома, устроить достойную встречу новичку, освистать профессора или затеять ни с того ни с сего уличную потасовку, — есть ли на свете другие удальцы, которые могли бы поспорить со школярами из Алькала? Где еще найдете вы светлые головы, сведущие и в искусствах, и в медицине, и в богословии? Где еще услышите вы диспуты, которые могли бы сравниться с теми, что устраиваются в коллегиях по теологии и трем великим языкам?[151] Есть ли еще где факультеты, выпускающие каждый год таких прекрасных и высокоученых студентов? Где еще собрано столько жаждущих знания умов, кои, живя в дружбе и братстве, постоянно соперничали бы между собой, словно непримиримые враги, в ученых занятиях и упражнениях? Где найдешь ты такую кучу верных друзей? Где еще царит такая учтивость в манерах, стройный лад в музыке, мастерство в фехтовании, танцах, беге, прыжках и кегельной игре, — а ведь от всего этого ум делается острее, а тело гибче. Где еще собрано воедино столько благ, включая мягкий климат и плодородную почву? И над этим великолепием высится знаменитый соборный храм, достойный именоваться Фениксом всей испанской земли — столь много соединилось в нем знаменитых имен.

О мать Алькала! Как тебя воспеть? Сумею ли замкнуть свои уста, чтобы не оскорбить тебя недостойной речью, и где найду нужные слова, коли молчать я не в силах! Редко встретишь там студента, настолько нерадивого или предавшегося пороку, чтобы, позабыв главную цель, он пренебрег бы своими обязанностями — это у нас считалось позором. О сладкое студенческое житье! Приятно вспомнить, как мы, бывало, «наряжали епископа»[152], глумились над новичками, окружали их кольцом и обстреливали плевками, били палкой, вымогали вступительный взнос, отбирая последнюю книгу и снимая с плеч сутану! А сколько было треволнений с выбором старосты, как мы подтасовывали голоса, сколько хлопотали, чтобы заручиться лишним сторонником, как боролись за честь своего землячества!

А потом, когда запаздывал обоз с продовольствием из родных мест, все скопом несли свою одежду в заклад: одни шли в булочную, другие в бакалейную лавочку; растрепанный Скот попадал к пирожнику, Аристотель без переплета — к кабатчику; кольчугу отправляли под тюфяк, шпагу под кровать[153], щит — на кухню, к печным заслонкам и крышкам от кастрюль. Да что говорить! Была ли в городе хоть одна кондитерская, где бы мы не оставили чего-нибудь в залог, когда нам переставали верить в долг?

Таким-то манером среди разнообразных увеселений прошел я курс богословия, и в конце последнего года, когда я уже готовился стать бакалавром, понесли меня грехи в воскресный вечер на ромерию[154] в Санта-Мария-дель-Валь. Бывают в жизни такие гулянья, что лучше бы ты сидел дома со сломанной ногой. С этого дня начались мои несчастья, тут поднялась та буря, которая разбила мою жизнь, развеяла состояние и погубила честь.