Гусман де Альфараче. Часть вторая

Дня два мы отдыхали: отъедались, отсыпались; потом Грация решила, что в столь знаменитом городе грешно сидеть дома. Я отправился на Градас и приискал для нее пажа, который с того дня сопровождал ее повсюду, чтобы она не заблудилась и не спрашивала дорогу у незнакомых людей; более двух недель женушка моя почти не снимала плаща, с утра до вечера бегая по улицам и любуясь севильским великолепием. Хотя жизнь в Мадриде очень ей нравилась и она любила столицу с ее величием, придворной пышностью, учтивыми и изящными манерами и свободой нравов, но Севилья пленила ее еще сильней: здесь был другой аромат, другое очарование. Если Севилья не может соперничать со столицей блеском имен, ибо здесь не живут короли, гранды и другие вельможи столь же высокого ранга, зато богатством и пышностью андалусская столица не уступит и Мадриду. Тут растрачивались и переходили из рук в руки огромнейшие богатства, и никого, казалось, не удивляли размеры этих сумм. Серебро мелькало в руках запросто, как в других местах медная монета; денег севильянцы не жалели и разбрасывали их с невообразимой щедростью.

Вскоре наступил великий пост. Грация впервые увидела, как проводят в Севилье страстную неделю: сколько денег там раздают нищим, сколько свечей сгорает в церквах и часовнях! Она была поражена, даже растерялась, ибо раньше не верила очевидцам, думая, что описания их намного превосходят действительность. После долгих поисков мне удалось по приметам и случайным сведениям напасть на след моей матушки, по которому я шел, как охотник за дичью. Жена моя, беседуя со своими новыми приятельницами и расспрашивая об их знакомых, узнала, что матушка живет на одной квартире с некоей красивой молодой девушкой, которую считают ее дочерью, судя по ласковому и почтительному обращению ее со старушкой; но они ошибались: я был у матери единственным сыном.

Потом я узнал, что, когда матушка моя очутилась одна, без средств и в преклонных годах, она взяла на воспитание девочку, чтобы на старости не остаться совсем одинокой. Это оказалось ей на пользу; они жили вдвоем неплохо. Разыскав матушку, я стал уговаривать ее, чтобы она переехала к нам; она не соглашалась; ей жаль было расстаться со своей воспитанницей и не хотелось жить в одном доме с невесткой. На все мои доводы она отвечала, что печка с двумя трубами плохо горит и лучше мыкать горе одной, чем терпеть от недобрых сожителей; ведь всем известно, что невестка редко уживается со свекровью. Лучше моей жене оставаться наедине с мужем, чем принимать к себе в дом его мать. Но сыновняя любовь была сильнее всех отговорок; старушка уступила моим настояниям. Ведь это была моя родная мать! Хотелось побаловать и утешить ее на старости лет. Все это время я рисовал ее себе такой же красивой и цветущей женщиной, какой оставил в Севилье, и теперь едва узнал, так она изменилась.

Я смотрел на нее и думал о том, как беспощадно время. Затем обращал взор на жену и говорил себе: «Пройдет немного лет, и она станет такой же. А если и найдется женщина, которая сумеет уберечься от уродливой старости, то и она не уйдет от смерти». То же думал я и о себе; но подобные мысли редко приходили мне на ум; они были у меня вроде кружки, из которой пьет путник в трактире: напившись, он ее бросает и едет дальше. Благие размышления редко посещали меня, то были гости мимолетные, которым я никогда не предлагал кресел, чтобы они могли расположиться с удобством и посидеть у меня подольше: вся мебель в моем трактире была занята другими постояльцами — мирскими соблазнами и жаждой плотских наслаждений.

Итак, свекровь и невестка поселились под одной крышей. Вы уже знакомы с моей матушкой — если не в лицо, то по ее добрым делам; самой умной женщине в мире пришлось бы признать ее превосходство; она прошла отличную жизненную школу и за долгие годы накопила большой опыт.

Она давала моей жене мудрые советы, увещевая не принимать у себя городских щеголей, которые не только наносят ущерб доброму имени, но и вообще, как она выражалась, подобны дождю в Иванов день: губят у людей добро, а сами добра не приносят; пообедав у себя дома и не зная, как убить время, они являются к вам в гости, требуют, чтобы их занимали разговором, сидят до поздней ночи, — три дурня посеребренные, а четвертый и вовсе медяк! — и все это на том лишь основании, что живут по соседству.

О пажах из богатых домов и о студентах она отзывалась не более лестно: эти, словно воронье, издалека чуют добычу, слетаются на падаль, и вся их забота — клевать. А уж о женатых мужчинах не следовало и помышлять: матушка настоятельно советовала запирать от них двери. Нет врага беспощадней, чем ревнивая жена: законная супруга, обуреваемая ревностью, способна на все; вы еще легко отделаетесь, если она только потащит вас в суд, а стоит ей там разок всхлипнуть да два раза всплакнуть — и вот уже весь город забурлил, и доброе имя погибло.