Гусман де Альфараче. Часть вторая

Мы отлично понимали друг друга, но я не всегда поступал соответственно его знакам и из осторожности не все время ими пользовался; напротив, выиграв два или три круга, я нарочно несколько раз проигрывал. Я позволил им оттягать часть моих денег, но понемногу и не подряд, чтобы они не могли меня общипать и внезапно уйти. Я давал им постучаться в дверь, но не разрешал войти, потом опять поддавался, чтобы тем верней их завлечь.

Так некоторое время я играл с ними в кошки-мышки, постоянно поддерживая в них надежду сорвать куш. Когда же мне показалось, что они собираются кончить игру и отправиться спать, а потому напоследок закусили удила и готовы ринуться на меня без оглядки, я решил, что пора добивать зверя, и вскоре все их золото перешло ко мне.

Вероятно, я обыграл обоих на ту же сумму, какую они выиграли у третьего. Они были так ошеломлены и задеты за живое, что дали слово опять встретиться со мной на следующий день за карточным столом и продолжить игру. Я охотно согласился. В условленный час они явились, и я дал им выиграть около тридцати эскудо, после чего они прервали игру. Этим проигрышем я рассчитывал подбодрить их и раззадорить. Один сказал:

— Хотя уже поздно, давайте посидим сегодня подольше.

На что я ответил:

— Именно поэтому лучше сейчас пойти соснуть, а доигрывать можно завтра. Если вам, милостивые государи, угодно, мы возобновим игру пораньше и будем играть столько, сколько понадобится.

Они были довольны моими речами и своим выигрышем, думая, что у меня при себе много денег и постепенно я спущу все. На следующий день они явились с весьма миловидными мешочками, полными кастильских дублонов самой лучшей чеканки, блиставших гербами, словно рыцари в боевых доспехах. Разбрасывая по столу пригоршни монет, двойных, четверных и десятеричных, словно то были простые медяки, партнеры мои приговаривали:

— Теперь держитесь, сеньор солдат, все это войско к вашим услугам.

А я отвечал:

— Я не так богат, чтобы выставить против ваших милостей столько золота, но все же я ваш покорный слуга и готов вступить в бой.

Этим я намекал, что намерен забрать в плен сие отменное воинство.

Игра началась. Мало-помалу я их выматывал, не забывая подбадривать отдельными проигрышами, и наконец, видя, что они разгорячены до предела, я предпринял решительную атаку; через несколько ходов в моих руках оказалось более пятисот эскудо, после чего противники мои решили прервать партию до завтра, пообещав утром явиться снова.

Мне приятно было это слышать: они дошли до умоисступления, а я успокоился — ведь теперь мы были при деньгах. А все же нет слов выразить, как я обрадовался, когда они сами предложили прекратить игру. Я взял за правило, во избежание всякого повода для неудовольствий, представлять партнерам самим решать, хотят они играть или нет. Наконец игроки с божьей помощью разошлись; я же не мог отделаться от опасений: ведь болонец как местный житель, а второй игрок как приезжий, обобранный в трактире, могли учинить мне каверзу; со здешним правосудием я уже отчасти познакомился. Едва мы с Сайяведрой остались одни, я приказал ему, чтобы завтра утром пораньше, не говоря никому ни слова, он седлал лошадей; мы едем в Милан. Так мы и сделали, оставив этих господ на бобах и без гроша в кармане.

ГЛАВА IV По дороге в Милан Сайяведра рассказывает Гусману де Альфараче свою жизнь

Мы скакали в Милан с великой поспешностью и не меньшей боязнью; страх огромен ростом, и сколько я ни погонял, он все маячил за спиной, окутывая нас своею тенью; сердце у меня замирало при мысли об опасности, которой мы подвергались, притом по собственной вине. Ведь в глубине души я всегда верил, что бог не оставляет ни одного преступления без кары, ни одной провинности без наказания. «Жаль, — думал я, — что кони не рождаются с крыльями и лошадь моя не может летать! Да какой от этого толк? Несчастный я человек! Ведь и погоня мчалась бы на крыльях…» На каждом шагу мне мерещились засады, со всех сторон грозили опасности, а больше всего страшило промедление.

Мы ехали молча, и каждый думал о своем: я — как бы благополучно скрыться, а он — сколько монет придется на его долю.

Так прошло немало времени. Наконец, рассудив, что молчать в пути не менее глупо, чем болтать лишнее на стоянке, я предложил Сайяведре рассказать что-нибудь занимательное, чтобы заглушить страх и отвлечься от тревожных мыслей. Он сразу же взял быка за рога и сказал:

— По мне, так нет ничего занимательней, чем туго набитый кошелек. Надеюсь, что на службе у вашей милости я не только сумею выплатить вам долг, но и разживусь кое-какими деньжатами.

Я был рад, что он заиграл на своей любимой дуде, и ответил: