Читаем Гувернантка полностью

— С ужасом смотрю на то, как старшекурсников забирают на фронт, — поделился он. — Кто знает, вернутся ли они живыми?

Они еще долго проговорили. Новость о кончине матери Мэрион сильно опечалила Питера.

— Такая славная женщина. И так тобой гордилась…

Мэрион кивнула. Размышлять о том, что подумала бы матушка, стань она свидетелем той унизительной сцены в кабинете сэра Генри, ей совсем не хотелось.

— Ты замужем? — вдруг спросил Питер.

Мэрион нервно вздохнула.

— Нет, — ответила она. Матушке это обстоятельство тоже очень не понравилось бы. — Точнее сказать, я замужем за своей работой, — поправилась она беспечным тоном.

— Понимаю, — печально отозвался он, не сводя с нее своих светлых глаз.

Мэрион показалось, что сейчас он вновь сделает ей предложение. Но нет. Вместо этого Питер спросил:

— Ты останешься с ними?

Мэрион энергично закивала:

— Моя работа крайне важна, Питер. Все-таки Лилибет — дочь нашего монарха, а кругом война.

Он задумчиво крутил в пальцах чайную ложечку. Мэрион чувствовала, что он хочет сказать что-то еще, но не решается. Наконец Питер поднял глаза и тихо и задумчиво произнес:

— Знаешь, я ведь и представить не мог тебя в такой роли. Ты всегда так переживала за тех, кто живет в трущобах, за образование для бедняков…

«И до сих пор переживаю!» — хотелось ей воскликнуть, но слова так и не сорвались с губ, бог весть почему.

Питер помешал чай, пряча улыбку.

— Как ты меня стыдила за то, что я хочу работать в частных школах! — припомнил он. — А какие нотации мне читала о равенстве образовательных возможностей.

Теперь эти самые «нотации» казались Мэрион призрачными и далекими. Воспоминания о них скорее давили на нее тяжким грузом, чем возносили к небесам. Она по-прежнему верила в те свои идеалы, вот только идти той дорогой, которую они открывали, у нее уже не получалось. Это было попросту невозможно.

Мэрион бросила взгляд на часы, висевшие на стене.

— Лилибет! — испуганно воскликнула она и вскочила. — Очень приятно было с тобой поболтать, Питер! Я даже чуть не забыла, зачем вообще сюда пришла.

— Рад был повидаться, Мэрион. Заходи в любое время.

К ее облегчению, урок еще шел. Торопливо поднимаясь по лестнице, она уловила густой бас проректора:

— Правитель должен подписывать все законы, принятые парламентом.

— А если они ему не нравятся? — звонким голосом поинтересовалась Лилибет.

— Теоретически он вправе наложить вето, но в реальности это попросту немыслимо.

— Сэр Генри, у меня такое ощущение, что жизнь монарха состоит из сплошных запретов!

— Если можно так выразиться, вы попали в самую точку, мэм.

Глава пятидесятая

Обучением Лилибет у итонского профессора была недовольна не только Мэрион, но и Маргарет. Былой энтузиазм, с которым та следила за военными действиями, улетучился, и ей было ужасно скучно. Теперь уже самой тревожной сестрой стала она.

— Лилибет ходит в школу к мальчикам! — пожаловалась Маргарет как-то утром. — Но это нечестно! Все потому, что она старше! А как же я? Мне почему нельзя повеселиться?

— Я там вовсе не веселюсь, — возмутилась Лилибет, — а изучаю конституционную историю!

— А все потому, что однажды ты станешь королевой! А как же я? Я-то что буду делать?

— У тебя тоже бывают веселые дни, — заметила Мэрион, чтобы ее утешить. — Вспомни хотя бы чаепития!

В гарнизоне, охранявшем замок, было несколько полковых офицеров — выходцев из достойных семейств, чью компанию сочли достойной для принцесс. Иногда они собирались все вместе и устраивали чаепития — и это были поистине веселые часы, хотя Лилибет, которая всегда с чинным видом сидела за столом и задавала военным вежливые вопросы о доме и семьях, несколько портила веселье.

— Тебе ведь нравится разговаривать с солдатами? — добавила Мэрион.

— Мне рисунки их нравятся, — дерзко ответила девочка.

На стенах солдатской столовой и впрямь висели кое-какие пикантные картинки. Все делали вид, будто в упор их не замечают, но Маргарет приноровилась перерисовывать их в тетрадь вместо того, чтобы выполнить очередное задание по французскому.

— Скукотища, — заныла Маргарет. — Да еще эта война идет, сколько я себя помню!

Лилибет подняла глаза от карты окрестных территорий, на которой, в соответствии с официальными сводками, размечала все медпункты, пожарные депо, телефонные будки и полицейские станции.

— Вообще-то, она еще и двух лет не длится, а тебе уже двенадцать, значит, ты точно помнишь и довоенные времена, — возразила она сестре, как и всегда, взывая к логике.

Но Мэрион прекрасно понимала младшую принцессу. Ей и самой нелегко было вспомнить то время, когда еды было вдоволь, когда сумерки не ложились на город плотным черным одеялом, а тревога не преследовала всех неотступно — что днем, что ночью. Война наполняла ужасом всего человека; иссушала душу, размалывала ее в пыль. Вот уже пятьдесят семь ночей подряд немецкие самолеты бомбили Лондон. Тысячи людей погибли. Ист-Энд лежал в руинах. Силы люфтваффе расширили границы налета и принялись бомбить другие города и порты. С неба то и дело доносился оглушительный рев, а от взрывов сотрясался даже меловой холм, на котором стоял замок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Блудная дочь
Блудная дочь

Семнадцатилетняя Полина ушла из своей семьи вслед за любимым. И как ни просили родители вернуться, одуматься, сделать все по-человечески, девушка была непреклонна. Но любовь вдруг рухнула. Почему Полину разлюбили? Что она сделала не так? На эти вопросы как-то раз ответила умудренная жизнью женщина: «Да разве ты приличная? Девка в поезде знакомится неизвестно с кем, идет к нему жить. В какой приличной семье такое позволят?» Полина решает с этого дня жить прилично и правильно. Поэтому и выстраданную дочь Веру она воспитывает в строгости, не давая даже вздохнуть свободно.Но тяжек воздух родного дома, похожего на тюрьму строгого режима. И иногда нужно уйти, чтобы вернуться.

Галина Марковна Артемьева , Галина Марковна Лифшиц , Джеффри Арчер , Лиза Джексон

Остросюжетные любовные романы / Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Роза
Роза

«Иногда я спрашиваю у себя, почему для письма мне нужна фигура извне: мать, отец, Светлана. Почему я не могу написать о себе? Потому что я – это основа отражающей поверхности зеркала. Металлическое напыление. Можно долго всматриваться в изнаночную сторону зеркала и ничего не увидеть, кроме мелкой поблескивающей пыли. Я отражаю реальность». Автофикшн-трилогию, начатую книгами «Рана» и «Степь», Оксана Васякина завершает романом, в котором пытается разгадать тайну короткой, почти невесомой жизни своей тети Светланы. Из небольших фрагментов памяти складывается сложный образ, в котором тяжелые отношения с матерью, бытовая неустроенность и равнодушие к собственной судьбе соседствуют с почти детской уязвимостью и чистотой. Но чем дальше героиня погружается в рассказ о Светлане, тем сильнее она осознает неразрывную связь с ней и тем больше узнает о себе и природе своего письма. Оксана Васякина – писательница, лауреатка премий «Лицей» (2019) и «НОС» (2021).

Оксана Васякина

Современная русская и зарубежная проза