Читаем Гувернантка полностью

Стало быть, не судьба ей защищать демократию в нарядной форме. Впрочем, судьба — особа многоликая, а для того чтобы служить отечеству, вовсе не обязательно носить мундир с галунами и фуражку. Можно, например, заботиться о детях. Причем не просто о детях — а о дочерях правителей. Которые без нее не справятся.

В Мэрион вдруг проснулась гордость, а вместе с ней пришло облегчение. Пожалуй, даже к лучшему, что она даже не успела ни о чем попросить королеву. Пускай начальство ничего не знает о ее военно-морских амбициях.

— Да и потом, Кроуфи, — остановил ее звонкий, насмешливый голос, когда она уже собиралась уходить, — даже если вы и примкнули бы к Женской вспомогательной службе, вас там заставили бы готовить завтраки старым адмиралам — и ничего больше.

Глава сорок девятая

— Уроки конституционной истории? — в ужасе переспросила Лилибет. — Но я же хотела изучать устройство орудий!

Мэрион и сама была не рада затее, предложенной королем. Да и потом, ведь это ее назначили учительницей Лилибет! И в истории она хорошо разбиралась — это был ее любимый предмет! Но никто даже не спросил ее мнения.

Преподавать Лилибет все тонкости государственного устройства и монархии поручили сэру Генри Мартену, проректору Итонского колледжа. Школа располагалась совсем недалеко от замка. И пока они с Лилибет шли по улочке к воротам, Мэрион боролась с негодованием, чтобы не волновать свою талантливую ученицу.

Они остановились у проходной. Мимо прошла группка студентов в цилиндрах и черных фраках. Мэрион подумалось, что они напоминают владельцев похоронного бюро, разве что очень юных.

Лилибет проводила их внимательным взглядом.

— Некоторые шляпы пыльные, а некоторые — чистые и блестящие, — прошептала она.

Навстречу им вышел узколицый мужчина в шляпе-котелке.

— Ее королевское высочество, принцесса Елизавета, — представила ему Мэрион свою юную спутницу.

Швейцара это сообщение ничуть не впечатлило. Он остановил проходящего мимо юношу и сказал:

— Дуглас-Хьюм, тут к сэру Генри гости.

— Гости! — повторила Лилибет и захихикала.

Мэрион удивленно посмотрела на нее. Вопреки всем тревогам, принцесса явно не испытывала особого страха.

Цилиндр у Дуглас-Хьюма оказался холеным и сверкающим. Он почтительно снял его, показав блестящие, тщательно приглаженные волосы, разделенные косым пробором. Эта прическа неожиданно напомнила Мэрион ее собственную «итонскую стрижку», которой она некогда могла похвастаться. Как же давно это было!

Дуглас-Хьюм, не теряя времени даром, направился исполнять поручение швейцара, энергично переставляя длинные ноги, обтянутые элегантными полосатыми брюками. Мэрион и Елизавета поспешили за ним по просторному мощеному дворику. Со всех сторон тот окружали приземистые, симпатичные постройки с бифориями[73] и крышами, украшенными зубцами, точно стены средневекового замка. Посреди возвышалась часовая башня, увенчанная башнями поменьше, а справа от нее — знаменитая часовня Итонского колледжа. Мэрион обвела восторженным взглядом высокие окна, изящные шпили и орнаменты, поражаясь величию и изысканности, нисколько не утраченным за долгие века.

— Какая красивая часовня! — восхитилась она, обращаясь к юноше, ведущему их с Лилибет через двор.

Он пожал плечами под черной тканью костюма.

— Со временем ее как-то перестаешь замечать.

— Скажите, сэр Генри — хороший преподаватель? — поинтересовалась Мэрион, не спеша закончить разговор.

Дуглас-Хьюм метнул в нее презрительный взгляд.

— В Итоне мы зовем профессоров «клювами», — пояснил он.

— Клювами? — со смехом переспросила Лилибет. — Как остроумно!

Здесь, на этом островке Средневековья, в краю цилиндров и непривычного жаргона, легко было напрочь забыть о войне. Но тут в небе раздался гул. Мальчишки, стоявшие группкой неподалеку, бойко вскинули головы.

— Да это же «Юнкерс — восемьдесят восемь»! — воскликнул кто-то из толпы.

— Вообще-то, восемьдесят семь, — звонко поправила его Лилибет. — И это не бомбардировщик, а грузовой самолет, у него ведь три двигателя!

Мальчишки уставились на нее, явно потрясенные услышанным. Принцесса победно посмотрела на Мэрион и подмигнула ей.

Кабинет сэра Генри пустовал — точнее сказать, сэра Генри в нем не было. Зато кабинет оказался под завязку забит вещами и в особенности — книгами. Они были повсюду: громоздились на полках, высились огромными стопками на столах — и даже на полу, точно гигантские сталагмиты.

— Неужели он все это прочел? — с изумлением спросила Лилибет, окинув взглядом томики, находившиеся к ней ближе всего. На корешках поблескивали пугающие названия: «Законы и обычаи конституции» авторства Уильяма Энсона, «Социальная история Англии», написанная Уильямом Тревельяном, «Имперское содружество» лорда Элтона.

Мэрион постучала пальцем по толстому корешку «Основ британской истории», автором которой был указан сэр Генри Мартен.

— Уж эту-то он точно прочел.

Дуглас-Хьюм отвесил Лилибет низкий поклон и учтиво кивнул Мэрион, мгновенно дав им понять, что прекрасно знает, кто перед ним стоит, а потом решительно удалился, звонко стуча каблуками по каменным ступенькам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Блудная дочь
Блудная дочь

Семнадцатилетняя Полина ушла из своей семьи вслед за любимым. И как ни просили родители вернуться, одуматься, сделать все по-человечески, девушка была непреклонна. Но любовь вдруг рухнула. Почему Полину разлюбили? Что она сделала не так? На эти вопросы как-то раз ответила умудренная жизнью женщина: «Да разве ты приличная? Девка в поезде знакомится неизвестно с кем, идет к нему жить. В какой приличной семье такое позволят?» Полина решает с этого дня жить прилично и правильно. Поэтому и выстраданную дочь Веру она воспитывает в строгости, не давая даже вздохнуть свободно.Но тяжек воздух родного дома, похожего на тюрьму строгого режима. И иногда нужно уйти, чтобы вернуться.

Галина Марковна Артемьева , Галина Марковна Лифшиц , Джеффри Арчер , Лиза Джексон

Остросюжетные любовные романы / Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Роза
Роза

«Иногда я спрашиваю у себя, почему для письма мне нужна фигура извне: мать, отец, Светлана. Почему я не могу написать о себе? Потому что я – это основа отражающей поверхности зеркала. Металлическое напыление. Можно долго всматриваться в изнаночную сторону зеркала и ничего не увидеть, кроме мелкой поблескивающей пыли. Я отражаю реальность». Автофикшн-трилогию, начатую книгами «Рана» и «Степь», Оксана Васякина завершает романом, в котором пытается разгадать тайну короткой, почти невесомой жизни своей тети Светланы. Из небольших фрагментов памяти складывается сложный образ, в котором тяжелые отношения с матерью, бытовая неустроенность и равнодушие к собственной судьбе соседствуют с почти детской уязвимостью и чистотой. Но чем дальше героиня погружается в рассказ о Светлане, тем сильнее она осознает неразрывную связь с ней и тем больше узнает о себе и природе своего письма. Оксана Васякина – писательница, лауреатка премий «Лицей» (2019) и «НОС» (2021).

Оксана Васякина

Современная русская и зарубежная проза