Гувернантка

Цветы, которыми была украшена обеденная зала, закрыли свои бутоны в преддверии ночи. В начищенном до блеска столовом серебре отражались розовые закатные блики. Уголки сэндвичей заветрились и почерствели.

Наконец дама отошла от окна. Руки у нее онемели, а одеревеневшие ноги болезненно заныли. Она медленно зашагала по ковру и вышла из комнаты, не задвинув за собой занавески. Королева, изображенная на одном из снимков в окружении дочерей в маленьких коронах, проводила ее бесстрастным взглядом.

На черном бархате неба зажглась серебристая луна. Ее холодный свет залил весь город, и в его лучах гранитные стены замерцали, совсем как днем. На богатой улице царила тишина. Луна осветила аккуратные сады, посеребрила раскидистые деревья, коснулась своими лучами штор, плотно задвинутых на окнах больших особняков.

И лишь шторы в спальне пожилой дамы по-прежнему были не задвинуты. Лунный свет лился в окно прямо на ее тело. Она лежала посреди кровати в своем розовом наряде. Но, вопреки внешней неподвижности, под белой брошью в виде креста, поблескивавшей у нее на груди, у самого сердца, еще можно было уловить движение. Она еще дышала; еще грезила.

В памяти всплыло воспоминание: коронация Лилибет. Тогда Мэрион уже два года как жила в Абердине, и никто так и не прислал ей приглашения в аббатство. Приглашений вообще почти не было, потому что Мэрион жила как затворница и почти ни с кем не общалась. Никто не должен был узнать, кем она раньше работала — и где.

И уже очень скоро зажиточные соседи по улице, привыкшие к такой роскоши как обособленная жизнь, перестали интересоваться ее прошлым.

Еще одно воспоминание: Маргарет и Питер Таунсенд. А ведь она единственная из всех догадывалась тогда, к чему все идет. Пожилая дама снова ощутила острую боль от понимания того, через что пришлось пройти бедной девушке. Но сочувствие Мэрион оказалось лишним для королевской семьи. Все ее письма во дворец возвращались обратно невскрытыми. После публикации воспоминаний — книги «Маленькие принцессы» — ей вообще больше никто ничего не писал.

Те, кому она подарила свою юность, отвергли ее. Своих детей у нее так и не появилось. Брак с Джорджем потерпел крах и принес им обоим немало горя. А следом потянулись долгие годы одиночества. И теперь конец был уже совсем близок. И, пожалуй, многие назвали бы его трагичным.

Но пожилая дама, лежащая на постели, улыбалась. Ей казалось, будто внутри нее разгорается свет. Яркий и ослепительный, он разгонял тени мрачных воспоминаний, высвечивая блистательное прошлое.

Что это было за прошлое! Прекрасное, головокружительное, полномасштабное! Она прожила жизнь, какой удостаивались немногие! На ее глазах разворачивалось полотно истории. Она была знакома с королями и лично воспитала королеву!

В ней нуждались. Она была безгранично счастлива и следовала своему призванию. Она любила — страстно и всем сердцем. Взаимной ли была эта любовь, заслуженной ли — уже не имело никакого значения. Важно было лишь то, что она была. Она любила так, как умеют лишь немногие. Ей повезло — и повезло необычайно.

Ее жизнь была вовсе не трагедией, а историей триумфа. Она сама выбрала такой путь, последовав за своей звездой. Кого ни спроси, любой согласится с тем, что ее карьера была поистине головокружительной. А когда службе во дворце пришел конец, с Мэрион навечно остались воспоминания. Чудесные воспоминания, которым теперь, когда они попали на страницы книги, суждено было пережить ее саму. Теперь, когда смерть подкралась к ней совсем близко, она уже ни о чем не жалела.

А за окном, на фоне черного, как уголь, неба ярко сияла луна. Мэрион начало казаться, что свет, затеплившийся у нее внутри, тоже рвется наружу. Он бил ей в глаза, точно лучи солнца — того летнего солнца, которым она так часто любовалась когда-то давно, когда беда еще не пришла в ее жизнь. Ее грезы наполнились теплом и яркими красками. Она мысленно перенеслась в августовское утро и оказалась в шотландском саду. В воздухе ощущался терпкий запах дыма и сладковатый аромат утесника, согретого солнцем. Вдали виднелись алые, точно вино, вересковые поля, а за ними — лиловые горы.

А по зеленой лужайке к ней спешили три фигурки в голубых платьях — герцогиня и ее дочки. Они радостно улыбались Мэрион, совсем как в тот далекий день, когда встретились с ней впервые.

КОНЕЦ