Гувернантка

— Но я не имею ничего против того, чтобы вы поделились с ним воспоминаниями. Пускай они лягут в основу его заметок. Но писать под собственным именем — это я вам запрещаю. Этот шаг может привести… — ее тонкие алые губы дрогнули, — к большим неприятностям.

— Да я в жизни не напишу ничего такого, что оскорбило бы вас или ваших близких, мэм! — с негодованием воскликнула Мэрион. Она сглотнула подкативший к горлу ком и зажмурилась, чтобы сдержать слезы. — Я ведь люблю ваших дочерей, как родных, мэм.

Королева поспешно отвела от нее взгляд, точно от плачевного и мерзкого зрелища.

— Все те годы, что вы проработали у нас, вы и вправду проявляли образцовую сдержанность в этом вопросе, — сказала королева, глядя на камин. — И все же, повторюсь, вам не стоит публиковать от своего имени никаких воспоминаний о моих детях. Если вы на это пойдете, мы вообще никому доверять не сможем.

Но ведь Морре она доверилась! Разве же он служил ей верой и правдой долгих шестнадцать лет? Разве пожертвовал ради нее своей юностью и семейным счастьем?

Королева вновь устремила на Мэрион свой льдистый взгляд.

— Кроуфи, вы должны понять, что все, кто составляют наше окружение, обязаны соблюдать строжайшую конфиденциальность. Иначе — никак.

Это явно было ее последнее слово. В комнату вновь вошел паж. Дверь распахнулась. Мэрион поднялась с дивана, опустилась перед королевой в глубоком реверансе и удалилась. Крекерс, запрятавшийся под диваном, недовольно зарычал.

Когда она вернулась домой и рассказала обо всем Джорджу, тот разъярился пуще прежнего, и это само по себе было весьма предсказуемо. Он стал упорно убеждать ее написать свои воспоминания. Мэрион согласилась с тем, как подло и несправедливо разрешать придворному то, что запрещено прислуге. Но королева сказала свое веское «нет», и с этим оставалось только смириться. Да и ни к чему было изводить себя сожалениями. Мэрион склонялась к решению окончательно порвать с прошлым. Увидеть в случившемся знак судьбы, покинуть Лондон и начать жизнь с чистого листа где-нибудь далеко-далеко отсюда.

Все равно в ее положении ничего уже толком не сделаешь. Даже если она и напишет свои собственные воспоминания, куда она с ними пойдет?

Глава шестьдесят четвертая

Шампанское искристой и пенистой струей хлынуло в хрустальный бокал. Мэрион подождала, пока оно поглотит блестящие кубики колотого сахара и лимонную цедру. В вихре пузырьков закружилась ярко-красная вишенка.

На хрустале вспыхивали яркие отблески света, лившегося из огромной люстры, отбрасывавшей сверкающие блики на позолоченную лепнину. Потолок был украшен фигурками херувимов, фризами и карнизами, точь-в-точь как в Букингемском дворце, и здесь тоже всем заправляла миниатюрная, темноволосая женщина. Вот только дело происходило вовсе не во дворце, а в номере отеля «Ритц». А посреди комнаты на ковре, щедро украшенном узорами из цветов и ленточек, стояла не королева, а Беатрис Гульд.

Она поприветствовала Мэрион с таким теплом, будто они виделись вовсе не долгих семь лет назад, а на прошлой неделе. Время оказалось к ней милосердно: ее фигурка не утратила изящества, лицо сохранило живость, а в темных глазах пылал тот же лукавый огонек, который Мэрион так хорошо запомнила. Внезапная гостья, без спросу явившаяся на королевское чаепитие, с тех пор стала выглядеть гораздо эффектнее.

Пожалуй, даже чересчур эффектно, если говорить по чести. На губах у нее поблескивала ярко-красная помада, а на ногтях — лак в тон. Белоснежный костюм-двойка, сшитый по последнему писку моды и отороченный черным, казался чуть ли не до смешного нарядным, особенно в сочетании с тяжелыми жемчужными бусами.

— За ваше здоровье, Мэрион! — поприветствовал ее Брюс Гульд со звучным огайским произношением. Он был прямо-таки образцовым — если не сказать карикатурным — американцем: высоким, как гора, широкоплечим и удивительно радушным. Он вскинул руку, и коктейль беспокойно заметался по его бокалу. — Очень рад встрече! Так приятно вернуться в Англию, где у нас живет столько давних друзей! Взять хотя бы леди Астор, маркизу Рединг и баронессу Эллиот! И это далеко не полный список!

— Еще не забудь о наших добрых друзьях из Правительства, — торопливо добавила Беатрис. — И из Министерства иностранных дел, и — само собой — из королевского дворца!

— Как поживаете, Мэрион? — одарив ее ослепительной улыбкой, поинтересовался Брюс. — Если вы, конечно, не против, чтобы к вам так обращались.

Джордж, притаившийся в углу, энергично кивнул Мэрион, давая понять, что с Брюсом лучше не спорить.

— О, пожалуйста-пожалуйста! А как ваши дела, миссис Гульд?

— Зовите меня Беатрис! Все прекрасно, спасибо! И это еще слабо сказано! Дела у «Лейдис Хоум Джорнал» идут как нельзя лучше!

— Мы с Беатрис вдохнули в журнал новую жизнь! — поведал Брюс. — И сейчас он бьет все мировые рекорды по тиражам!

— Среди женских журналов, — уточнила Беатрис.

— Полтора миллиона! — восторженно продолжил Брюс. — Целых полтора миллиона преданных американских леди! Мы так зовем наших читательниц!