Гувернантка

Маргарет радостно запрыгала. Она любила внимание и чужие восторги в свой адрес, так что необходимость переодеться в нарядное платье и позировать художнику для нее была новой увлекательной игрой, не более того.

Лилибет же не испытала особого восторга, но как всегда послушно поднялась с места.

— Как хорошо, что мне никуда не надо, — пробормотала она, направившись в сторону озера.

Озеро, поблескивающее, точно зеркало, посреди буйной зелени, окружали пышные ивы. А по центру темнел островок, на котором утки соорудили себе гнезда. Лилибет очень нравилось за ними наблюдать — как и за всеми животными вообще.

Аллах, не по своей воле помешавшая урокам, теперь жаловалась на то, как ей самой без конца мешают работать.

— Но говорят, что после коронации станет поспокойнее, — наконец заметила она. А после начала гневную тираду против Нормана Хартнелла, которому поручили пошить девочкам наряд к церемонии. — Пустить во дворец такого человека!

— Это какого же? — уточнила Мэрион, хотя прекрасно знала, что имеет в виду няня: Норман не раз шутил над гомофобией Аллах и в ее присутствии начинал вести себя еще более жеманно и эпатажно, чем обычно.

Однако мнение Аллах Хартнелла не особо тревожило. Как-никак, теперь его слава достигла зенита. Помимо принцесс, он еще обшивал к коронации фрейлин.

— О, это просто невероятно интересно! — как-то поделился он с Мэрион. — Пришлось искать шелковую тафту и мех горностая! А заодно учиться шить удлиненную тунику!

— Что-что?

— Тунику! Это платье такое, дорогуша, — пояснил Норман, сверкнув зелеными глазами. — Скоро туники будут на пике моды, и мы все в них облачимся!

И все же в хартнелловской бочке меда имелась и ложка дегтя: ведь платье для королевы заказали у той самой мадам Хэндли-Сеймур, которая, по словам Нормана, «безнадежно испортила» королевский свадебный наряд в далеком 1926 году.

Аллах продолжила было изливать на Мэрион поток жалоб, но та попросила прощения и удалилась — в конце концов, надо было найти Лилибет и продолжить занятия.

Гувернантка поспешила к озеру. Его берега пустовали — любознательной девочки в белых чулках и клетчатой юбке нигде не было видно. Должно быть, Лилибет, со всей свойственной ей ответственностью, сама вернулась в классную комнату.

Но тут Мэрион заметила какое-то движение: кто-то шумно плескался в воде.

— Кроуфи! Я хотела поближе посмотреть утиные гнезда — и упала!

Мэрион тяжко вздохнула. В «Банном клубе» Лилибет получила сертификат спасателя. В воде она чувствовала себя комфортно, и опасаться за ее жизнь не было нужды. Но Аллах, конечно, не упустит возможности высказаться по поводу произошедшего.

Мэрион бросилась выручать принцессу. Но тут мимо нее промелькнул какой-то черным вихрь, а мгновенье спустя послышался громкий всплеск. Кто-то ее опередил!

В насквозь промокшем костюме, весь в водорослях, Алан Ласеллс был мало похож на самого себя.

— Я умею плавать! — с негодованием сообщила ему Лилибет — тоже промокшая до нитки. — И сдавала экзамен! Мне за него даже сертификат спасателя выдали!

— Это чистая правда, — подтвердила Мэрион.

Она старательно боролась со смехом, но вместе с тем была страшно напугана. Страшно ей было оттого, что этот инцидент, случившийся вскоре после происшествия с телефоном, вполне мог переполнить чашу терпения Ласеллса. А смешно — потому что на его аристократичном лице застыло застенчивое выражение, а еще — зеленоватая слизь.

— Я увидел ее из своего окна, — с трудом переводя дыхание, поведал личный секретарь короля. — Мне показалось, что она тут совсем одна!

Мэрион остановила взгляд на его широких плечах, еще отчетливее, чем всегда, обозначившихся под мокрой рубашкой, а когда он снял ее, чтобы выжать воду и вытереть лицо, она увидела его худую, но вместе с тем мускулистую грудь. Он начал спешно вытираться, а влажная кожа поблескивала в лучах солнца. Мэрион затаила дыхание. Сердце взволнованно заколотилось.

Она с трудом заставила себя сосредоточиться на грозящих ей неприятностях: Лилибет вымокла до нитки, а Аллах, узнав об этом, непременно направится к самой королеве.

— Пойду провожу принцессу во дворец, пока… — начала было она, но осеклась: ей не слишком хотелось делиться с секретарем своими переживаниями. Вряд ли от него можно было ждать сочувствия. А особенно если он еще не простил ту выходку с телефоном.

— Пока няня-дракониха ни о чем не прознала? — уточнил он.

От воды его темные волосы сделались и вовсе черными. Прямой, будто вычерченный по линейке, пробор исчез, а все пряди спутались, придав ему сходство с пятнадцатилетним мальчишкой.

— Можно и так сказать.

— Предлагаю укутать принцессу в мою одежду, — предложил Ласеллс, кивнув на свое пальто, которое скинул, прежде чем броситься в воду, — и провести во дворец через мои комнаты. Они как раз выходят прямо в сад. Принцесса вымоется в моей ванной, а вы принесете ей сухую одежду. Дракониха ни о чем не узнает!