Гувернантка

Сколько же у меня к Тебе накопилось вопросов! Как Тебе живется в семье Л.? Как мальчик, доверенный Твоему попечению, — сметливее Вольфганга Горовица? Что у Элизабет? Что у Рут? Как себя чувствует господин Энгельберт? Супруги Мурнау еще в Цюрихе? Роза уже вышла за Генриха? Как складываются отношения у Ренаты с Хайделоре? И что с Ф.? Вестей у меня никаких, поэтому не удивляйся, что я сразу засыпаю Тебя вопросами, но что поделаешь: если долго лежишь, много думаешь, и все прошлое — далекое и близкое — возвращается. А я, когда лежу себе и думаю, постоянно удивляюсь и даже посмеиваюсь над своей жизнью — правда, не слишком громко.

Ведь если бы не эта первая лекция Буркхардта[47]

! И если бы я не пришла тогда без двух десять! Часы бьют, я бегом по лестнице на второй этаж, сама знаешь, длинный коридор — и вот я открыла эту дверь под номером XII. Каприз судьбы! Вхожу, небольшая комната, за окном Рейн, шум поднявшейся воды (помнишь? — как раз было наводнение), у окна стоит кто-то высокий, в форме студента лейпцигского университета, с бакенбардами, похожий на Вагнера. Это был Гаст, его секретарь. Потом еще пришел Шиффтен. Нас было трое. Мы сели перед кафедрой. Шиффтен говорил что-то о Буркхардте, кажется, что тоже собирается ходить на его лекции. Гаст оглянулся. Я кивнула. Он вежливо поклонился в ответ.

Когда Н. вошел… Так это он? Я с трудом сдержала улыбку. Маленький, очки в форме ракушки, светлый костюм, легкий цветастый шейный платок, изысканно завязанный под горлом, уголки накрахмаленной сорочки. Когда он встал за кафедру и начал первую лекцию “Введение в Платона”, его голос потонул в шуме Рейна. Какое разочарование!

Но тут же от этого разочарования не осталось и следа! Ах, как он говорил об Афинах Алкивиада и о дружбе древних греков! Тихо, неторопливо, так, словно он не был профессором, а мы — студентами, словно нас связывали долгие, давние приятельские отношения. Профессор базельского университета, чуть ли не шепотом рассказывающий троим студентам о лучезарной Греции! Можешь себе такое представить? В аудитории внизу торжественная речь блестящего Якоба Буркхардта, зал набит битком, а тут, на втором этаже, маленькая комната, приотворенное окно, за окном шумящий Рейн, и профессор, который теплым голосом рассказывает троим молодым людям о греческих богах, Алкивиаде и “Пире Платона”!

Когда после лекции мы с Гастом и Шиффтеном провожали его по Гартенгассе, я сразу поняла, что он очень впечатлительный, тонко чувствующий человек, изысканно вежливый с женщинами.