Гувернантка

Они поговорили еще немного. Но разговор на отвлеченные темы не вязался: каждый думал о предстоящем деле. Пожимая на прощание руки, Хартулари сказал задумчиво:

— Зло часто побеждает. Но не в этот раз. Ибо нравственный закон — это не абстракция, это то, что даёт силы правому человеку быть правым.

18

Настало 6 ноября, день суда. С раннего утра Алексей Иванович явился на службу для завершения последних приготовлений. Накануне он лично объехал свидетелей обвинения, заявленных для представления перед судом присяжных. Все были в городе, никто не заболел, не заявил об отказе выступить в суде. Шидловский расписал очерёдность их допросов на заседаниях, благодаря чему перед жюри присяжных должна была развернуться яркая картина нравственного падения уважаемой дотоле женщины под пагубным влиянием аморальной связи и необузданной ревности. И результатом этого безудержного падения явилась трагическая гибель прекрасного молодого человека, только вступавшего в жизнь.

Уже за два часа до открытия заседания, запланированного на десять утра, перед зданием окружного суда на Литейном стала собираться толпа, жаждавшая попасть на свободные места в зале. Ожидалось, что таковых мест будет не более пятидесяти, поскольку остальные были закреплены за гостями с пригласительными билетами. В числе последних была многочисленная родня потерпевшего, представители различных столичных ведомств (зачастую не имевших никакого отношения к правосудию), а также почти три десятка корреспондентов столичных газет.

Председательствовал на процессе Анатолий Федорович Кони, сравнительно молодой юрист, сделавший в министерстве юстиции головокружительную карьеру. Даже оправдательный приговор Вере Засулич, процесс по делу которой также вел Кони, не особенно повредил ему. Министр юстиции Пален предложил Кони уйти в отставку; последний этого не сделал. Уже одно то, что председатель окружного суда — пусть и столичного! — позволял себе манкировать мнением министра, свидетельствовало о том, что Анатолий Фёдорович чувствует себя в коридорах власти весьма уверенно. Говорили, что своим крепким положением в обществе Кони обязан сенатору Таганцеву, известному юристу, лекции которого Шумилов слушал в училище правоведения. Именно через Таганцева председатель суда имел приватные выходы на высших сановников Империи, способных защитить его от дурного расположения всесильного на тот момент Палена. Кони прошел все ступени прокурорской работы, не по наслышке знал следственное производство, разбирал дела сектантов; он был известен своим ироничным образным языком и по праву признавался всеми весьма компетентным юристом.

Шумилову очень хотелось своими глазами понаблюдать, как поведёт процесс Кони, но осуществить это намерение практически было нереально. Шидловский отвёл Алексею Ивановичу роль опекуна свидетелей. С одной стороны, Шумилов должен был обеспечить недоступность свидетелей обвинения посторонним лицам, в особенности журналистам, с другой стороны — гарантировать их своевременное прибытие для выступления в зал судебных заседаний. До выступления свидетели не могли находиться в зале, дабы не слышать ту информацию по делу, которая будет оглашена до их появления. После дачи показаний свидетель мог остаться для дальнейшего наблюдения за ходом процесса и занять отведённое ему место в зале.

До вызова же свидетели должны были находиться в особом помещении — камере свидетелей. Это была обычная комната с двумя высокими окнами, выходившими на Литейный проспект, и грубыми деревянными скамьями вдоль стен. Хотя это помещение и называлось «камерой», с тюремным застенком оно ничего общего не имело: здесь можно было читать газеты, курить, даже попросить принести чаю со сдобой, разумеется, за свой счет. У защиты и обвинения были свои свидетельские камеры, дабы представители противоборствующих сторон, вынужденно проводя время вместе, не вступили в конфликт. Теоретически на дверях свидетельских камер должны были стоять судебные курьеры, призванные пресекать попытки посторонних поговорить со свидетелями, но на практике это требование не всегда соблюдалось. Поэтому Шумилову надлежало проконтролировать должную изоляцию свидетелей обвинения. Руководствуясь соображениями этикета Шидловский распорядился родителей Николая Прознанского в свидетельскую камеру не помещать, а предложить им подождать вызова во французской кондитерской на Захарьевской улице. Лишь за десять минут до вызова Дмитрия Павловича для дачи показаний Шумилову надлежало провести их в здание суда и объяснить где можно оставить шинель, где остановиться, в какую дверь войти и пр. Одним словом, Шумилову предстояло много беготни и суеты, по большей части совершенно надуманной. Но Шидловский хотел, чтобы все прошло без сучка и задоринки.

Из-за этого Алексей Иванович наблюдал ход процесса фрагментарно, хотя большую часть времени находился буквально в нескольких метрах от дверей в зал заседаний.