Гувернантка

Суд начался в положенное время с довольно продолжительной и насквозь формализованной процедуры отбора жюри присяжных. Хартулари задал несколько уточняющих вопросов по некоторым кандидатам в жюри, получил на них ответы и в конечном итоге никого отводить не стал. Председательствующий назначил основной состав жюри, двух запасных, отпустил тех лиц, которые в жюри не попали. Проинструктировав присяжных о порядке слушаний, их правах и обязанностях в ходе заседаний, Кони, наконец, открыл процесс. Он прочитал формулировку обвинения, поименно назвал представителей сторон, затем обратился к Жюжеван с вопросом, понимает ли она сущность выдвинутых против нее обвинений? Та ответила, что понимает. На следующий вопрос, признает ли себя виновной? ответила жестко: «Категорически нет!»

Шумилов имел возможность наблюдать эту часть процесса, находясь за столом обвинителя. Шидловский располагался рядом на хлипком для его тучной фигуры венском стуле, держа наготове стопку листов с текстом обвинительного заключения.

После того, как председательствующий обратился к нему с предложением огласить обвинение, Шидловский поднялся и приступил к зачитыванию текста. После оглашения обвинительного заключения секретарем были зачитаны протоколы осмотра тела Николая Прознанского и судебно-химического исследования его внутренних органов. Хартулари и Жюжеван в ход заседания не вмешивались, вопросов не задавали и ходатайств заявляли. Защита выглядела совершенно пассивной.

К концу третьего часа заседания Шидловский склонился к уху Шумилова: «Пожалуй, до перерыва успеем заслушать первого свидетеля. Сходи, предупреди и сам там оставайся, во время перерыва — чего доброго! — писаки в свидетельскую камеру полезут».

Допрос своих свидетелей Шидловский начал с друзей Николая Прознанского. Это были люди образованные, с хорошо развитыми навыками устной речи. Они произвели бы благоприятное впечатление на присяжных. Кроме того, не обвиняя прямо Жюжеван, они бы задали нужное направление суду, постепенно усиливая впечатление от сексуального компонента криминальной интриги. Спешнев, Павловский, Соловко — в таком порядке молодые люди должны были появляться за свидетельским местом. Шидловский их расставил таким образом, чтобы, по его словам, «с каждым свидетелем рос градус фривольности».

Первый допрос прошёл вполне успешно. После него был объявлен перерыв и Шидловский встретил Шумилова в коридоре перед камерой свидетелей.

«Всё идет хорошо», — бодро заверил помощник прокурора, — «Хартулари вял и безынициативен. На его месте следовало грызться за любую запятую, а он проглотил рассказ Спешнева почти без вопросов. Не знаю, далеко ли он уедет с таким отношением к делу!»

Многие адвокаты, как прекрасно знал Шумилов, прекрасно владеют методикой допроса свидетеля, сводящейся к запутыванию юридически неподготовленных людей и умение заметить мелкие несоответствия в их показаниях. Можно было спорить с тем, сколь нравственен был такой подход к делу, но он себя иногда весьма оправдывал. Обычно после работы таких адвокатов со свидетелями последние выкатывались из зала суда с потными перекошенными лицами и трясущимися руками. Зачастую они срывающимся звенящими голосами пытались продолжать полемику в коридоре, хотя там сказанное ими уже никого не интересовало. Видимо, Константин Фёдорович Хартулари решил отойти от подобной практики, не видя в ней особого смысла на данном процессе.

После перерыва допрос свидетелей обвинения продолжился. Шумилов же был в свидетельской камере неотлучно, поскольку основные казусы обычно начинались во второй половине дня. Кто-то из свидетелей мог из любопытства отправиться на экскурсию по зданию судебных установлений и заблудиться, такое бывало. У кого-то мог прихватить живот и такой свидетель тоже мог покинуть камеру без возврата. Третий мог отправиться за баранками с маком в ближайшую чайную и к моменту вызова для дачи показаний его могло не оказаться на месте. Одним словом, свидетели имели способность расползаться как жуки из коробки и Шумилов, зная последовательность допросов, следил, чтобы когда надо всяк был на своем месте.