Мы с Кошкиным снова переглянулись понимающе. Быть может, конечно, младший Якимов имел в виду что-то другое, но в глубине души я уже ликовала: ведь я всегда, с первой встречи, чувствовала, что с Якимовым что-то не так! И еще меня бесконечно радовал тот факт, что Ильицкий, кажется, вовсе не на стороне этого лже-профессора.
Но я все же спросила недоверчиво:
– Все, что вы рассказываете, совершенно не вяжется с тем фактом, что ныне вы с господином Якимовым приятельствуете.
– Н-да, приятельствуем… – ответил на это Ильицкий и теперь с каждым словом мрачнел все больше. – Когда я уволился из армии в ноябре прошлого года, мы случайно столкнулись с Якимовым в общей компании. Он сам вспомнил, что я служил с его сыном, и именно он во многом принял участие в моей карьере. Я не особенно понимал, откуда столько чести мне… полагал, что из-за памяти сына, потому не противился. А теперь все больше пребываю в уверенности, что память сына это последнее, о чем он думал – цели у него совершенно иные…
Признаться, я не вполне поняла смысл этих слов Ильицкого, которые он произносил чуть слышно, и крайне задумчиво глядя на меня. Потому поспешила уточнить:
– А какие у него цели, по вашему мнению?
На что Ильицкий будто очнулся – отвел взгляд и пожал плечами:
– Полагаю, вас больше интересуют факты, а не мое мнение. А факты заключаются в том, что уже здесь, в Москве, мне несколько раз приходилось встречать Якимова с господами, которых к людям науки отнести ну никак нельзя. А зато к товарищам убиенного Зиновьева – вполне можно.
Я продолжала хмуро смотреть на Ильицкого и все еще не вполне его понимала. Нет, я догадалась, конечно, что Ильицкий уверен, Якимов – шпион, но не могла взять в толк, для чего Якимову знакомство с Ильицким?
И зачем-то уточнила вдруг:
– Каторжник Зиновьев точно ничего не сказал вам перед смертью?
Ильицкий снова не к месту хмыкнул:
– Точно. Мне нужно на чем-нибудь поклясться?
Кошкин еще задавал какие-то вопросы Ильицкому, а я отошла, погрузившись в размышления. Я думала, а что если наша версия, будто Катя это дочь Сорокина – все же ошибочная? Но она сама подтвердила, что нападение организовал ее отец, а Ильицкий считает, что это дело рук Якимова. Так что, если Катя – дочь Якимова? Они, правда, не слишком похожи внешне, но у обоих голубые глаза, темно-русые волосы, высокий рост. Судя по рассказу соседей Карасёвых, семья, где Катюшина мать служила горничной, о ее беременности знала. То есть и законный сын Якимова мог слышать о наличии внебрачного ребенка у отца, и это вполне могло стать причиной той холодности, что замечали все сослуживцы Кирилла Якимова.
Правда на роль Сорокина профессор Якимов никак не тянул – слишком молод все же. Зато быть действующим британским осведомителем в России ему ничего не мешает, а постоянные его разъезды этому даже способствуют. Положим, последним его заданием было убить Сорокина-Балдинского – что он и проделал, воспользовавшись помощью своей дочери.
Хотя с этой версией не вязалось то, что Катя так удачно работала именно у Полесовых… но, возможно, и тому есть объяснение.
– Степан Егорович, – обратилась я к Кошкину, когда он, кажется, выяснил у Ильицкого все, что хотел, – этот британский осведомитель, человек, которого все ищут – что вам про него известно?
Не сомневаюсь, что Кошкин тоже не раз думал о Якимове, как о британском агенте, так что вопросу моему ничуть не удивился:
– Известно очень мало. Нет сведений даже о том, как давно этот человек в Москве, и вообще, находится ли он здесь постоянно. Но новости через него уходили самые свежие – например, он был в курсе, что мы тоже ищем Сорокина.
Разумеется, если это действительно Якимов, и если у него было задание убрать Сорокина, то он знал о нем больше нас всех вместе взятых…
Но я по-прежнему не могла утверждать этого наверняка. Катя должна была как-то сообщить своему отцу о том, что у нее был обыск – а как, если Якимов нас не навещал ни разу? Но не могла же Катя просто явиться в гостиницу к Якимову? Нет, незамеченной она бы вряд ли осталась. Я напрягла память и вспомнила, что из подозреваемых на этой недели нас посещал лишь Стенин пару раз как обычно. Еще, правда, был Алекс… Впрочем, – осенило меня, – Катюша ведь писала кому-то! Она действительно писала письмо как раз в тот момент, когда я заходила к ней с букетом. Именно в нем, должно быть, она и сообщила об обыске, а письмо отправила почтой!
– Как бы там ни было, – прервал мои мысли Степан Егорович, – но наша задача – искать Сорокина, а не британского осведомителя.
– Если Сорокин скрывался под именем Балдинского, то искать уже некого, – мрачно напомнила я.
– В том-то и дело, что «если скрывался». Это лишь версия. Вполне возможно, что он жив и здоров сейчас. Вы просили меня, Лидия Гавриловна, отыскать фотокарточку Щербинина… – я с надеждой подняла на него глаза, но Кошкин тотчас меня разочаровал, – должен вам сообщить, что я ее не нашел. Ни в архивах градоначальства Омска, где он служил, ни в архивах Генштаба ничего нет. Сорокин хорошо позаботился, чтобы следов не осталось.