Тело Луи нашли сразу, его запуганный Скорпиусом исследовательский отдел далеко не прятал. А судя по валяющимся на рабочем столе серебряным пулям, видимо, всерьез восприняли байку.
Поднять белую простыню, которой был накрыт труп, ни у Скорпиуса, ни у Альбуса духу не хватило.
— Хорошо, и что делать? — спросил Ал.
Скорпиус выудил из сумки обмотанный плотной тканью философский камень и, повертев его в руке, пожал плечами.
— Давай, камень! — приказал он, направив «магический кирпич» на тело.
Ничего.
— Ты еще «Пикачу, я выбираю тебя» скажи, — буркнул Ал.
— Пикачу, я выбираю тебя!
— Придурок!
Создать-то создали, а как пользоваться не понимали. Скорпиус устроил вокруг камня и тела под простыней подобие танцев с бубнами: махал камнем, благо тот был легким, шептал какие-то мудреные фразы, возводил глаза к потолку, даже пробовал очерчивать камнем круг и читать «Отче наш».
— По-моему, мы опять налажали, — тихо сказал Ал, спустя почти полчаса бесплодных попыток.
Слова Ала окончательно забили последний гвоздь в гроб с надеждой на воскрешение друга и Скорпиус, швырнув камень прямо на труп, не сдержался и пнул стол патологоанатома так, что выбил один из ящиков, а боли в ноге даже не почувствовал.
— Просто это уже закон, — горько усмехнулся гувернер. — Все через жопу.
— Попытаться стоило, — произнес Ал и подошел к нему. — Может, что-то просто пошло не так.
— Просто пошло не так? Ал, я за этот камень дрожал больше, чем за свою жизнь, — вспыхнул Скорпиус. — Я просто хотел вернуть Доминик, я разве многого прошу? Не нужны мне ни слава крутого алхимика, ни сам факт создания чего-то легендарного.
— Я верю.
— Тогда почему нихрена не получается? Потому что это изначально был дурацкий план?
— Да, я говорил так в течение всего года, — кивнул Ал. — Но никогда не думал так всерьез. Не получилось — плохо. Но мы не знали, что так все выйдет. Фламель был алхимиком, а не студентом-недоучкой, как мы.
Скорпиус не ответил, лишь отвернулся. Что происходит в его голове, страшно было представить, и Ал так и не знал методом каких логических цепочек горечь от провала привела гувернера к следующей мысли.
— Прости меня, — тихо сказал Скорпиус.
— И ты прости, — кивнул Альбус, облегченно вздохнув, когда понял, что не ему первому произносить тяжелое слово извинений, несмотря на то, что оно рвалось из груди вот уже пару месяцев как.
Как-то слишком быстро он это сказал, не уточняя «за что прости?», но Скорпиус, все поняв без разъяснений, кивнул.
— Я не хочу терять еще и тебя, Ал.
Хорошо, что никто не видит эту прорвавшую плотину сдерживаемой дружбы. Именно эти мысли посетили голову Альбуса, когда тот, прижав к себе друга так крепко, словно того сейчас кто-то насильно оттащит, горько усмехнулся.
— Какой ты ванильный, Скорпиус, — буркнул он, а Скорпиус, ткнув его под ребра, опустил голову и уткнулся лбом в его плечо. — Ну точно педик.
— Да иди ты нахрен.
— Не прижимайся ко мне, — чувствуя, как в глазах защипали слезы, сказал Альбус. — Я не из таких.
— Мы помирились минуту назад, а ты меня уже бесишь, — прошипел Скорпиус. — Даун.
— Белобрысый дрыщ.
— Какие вы оба идиоты, — протянул позади друзей знакомый усталый голос, доносившийся из-под накрахмаленной белой простыни.
====== Самые странные похороны в истории волшебного мира ======
Одно из многочисленных предупреждений к рецепту философского камня гласило: «Возможно кардинальное изменение личности, испытавшей на себе магию бессмертия». Тут уж Фламель, царапая на жесткой, ныне выцветшей и ветхой бумаге эти слова, зрил в корень: испытав бессмертие на себе, он за считаные часы стал куда сварливее, чем прежде (подумать только, милейших старичок с приятным голосом превратился в склочного брюзжащего деда), его жена Пернелла обзавелась новой, напыщенной натурой и совсем несвойственным ей высокомерием. Те, кто порвал с человеческой сущностью и закрыл для смерти врата иным образом, тоже не избежали этих метаморфоз: Альбус Северус Поттер, на «счастье» которого выпала встреча с, возможно, последним вампиром Британии, из тихого улыбчивого гриффиндорца превратился в жесткого и расчетливого субъекта, какой скорее добровольно сожжет свои запасы наркотиков, чем выдавит из себя искреннюю улыбку, а Скорпиус Малфой обрел доселе незнакомые черты интриганистого махинатора, однако тщательно и успешно прятал этот образ за маской эдакого богатенького дурачка, «натуральной блондинки», генератора бредовых идей и просто придурка.
Луи остался прежним. Может, рано говорить об изменениях, когда с момента «восстания из могилы» прошло от силы десять минут, а может друзья слишком уж идеализировали его образ, но факт оставался фактом: привстав на каталке, на которой до этого покоился под пропахшей отбеливателем простыней, Луи сначала потрепал Ала по плечу, прижал пребывающего в полуобморочном шоке Скорпиуса к голой груди, минут десять успокаивал обоих, как нянечка расплакавшихся детей, а потом только, убедившись, что «никто не плачет, никто не ноет и все относительно спокойны», провел рукой по лбу, по стремительно затянувшемуся следу от пули, понял, что он жив.