То, что это магл, сомнений быть не могло. Во-первых, уж слишком ловко он пользовался планшетом и мобильным телефоном (для сравнения, Драко Малфой, прежде чем включать телевизор, трижды перечитывал инструкцию и вообще старался без сына это «диво-дивное» не трогать). Во-вторых, он не пытался прятаться с помощью Дезиллюминационных чар, что облегчило бы ему задачу. И, в третьих, как выяснилось позже, лорда Тервиллигера он знал как баснословно богатого чиновника, но не как главу попечительского совета министерства магии.
Картина прояснилась, когда третьего ноября в квартиру на Шафтсбери-авеню вошел Драко Малфой и, зыркнув на сына таким строгим взглядом, что Скорпиус машинально вспомнил все свои грехи, плотно закрыл дверь.
— Рассказывай, — только и сказал старший Малфой.
Скорпиус, которого отец застал на втором этаже, побледнел и, прислонившись спиной к двери своей спальни, скрывающей Доминик, вскинул брови.
— Пап?
Драко схватил его за локоть и, подтащив к окну, ткнул пальцем в стекло.
— Ты хоть знаешь, кто этот человек? — прошептал Малфой, указав на расхаживающего вдоль тротуара мистера Гаспаре, похожего в своем неизменном пальто то ли на персонажа готических романов, то ли на огромную летучую мышь.
Скорпиус покачал головой и, оторвавшись от окна, внимательно взглянул на отца.
— Это инквизитор, — почти выплюнул Драко и с остервенением дернул занавеску.
Огромные глаза Скорпиуса расширились еще больше.
— Пап, ты чё? — вырвалось у него. — Какая Святая Инквизиция в двадцать первом веке?
Но Малфой-старший шутки шутить не умел и не любил, и Скорпиус, сам того не желая, всерьез принял этот факт.
— Да ладно? — прошептал гувернер.
— Я это лицо на всю жизнь запомнил, — произнес Драко. — Восемь лет назад этот вот магл, а он из магловской… «конторы», крутился возле мэнора подозрительно сразу после твоего воскрешения.
— Ты не говорил.
— Конечно, не говорил. Ни к чему тебе это было знать. Ходил, вынюхивал, все спрашивал о тебе, а потом я справки навел и мне подсказали, кто этот человек и чем занимается.
Скорпиус заволновался. Сердце в груди забилось быстрее, если оно, конечно, вообще билось, взгляд покосился на дверь, за которой томилась «живая-мертвая» Доминик.
— И что ему надо? — поинтересовался Скорпиус.
— Издеваешься? — строго сказал Малфой. — Сначала ты из мертвых восстаешь, потом, годы спустя, срываешь похороны своего друга, который тоже оказывается живым, и это я молчу о том, что вы тут гоните эликсир бессмертия.
— Его Тервиллигер прислал, — закатил глаза Скорпиус. — Он сам сказал.
— Это как раз логично. Тервиллигеры, поговаривают, держат подлинный камень Николаса Фламеля на хранении. А тут появляется какой-то гувернер, который создает точно такой же и воскрешает людей, — буркнул Драко. – Ну, не факт, что у тебя получится, конечно, «воскрешение» Луи я не считаю чудом, скорее его просто не добили, оборотни же страх какие живучие. Думаю, в прессе все переврали, а его родня просто драматизирует. Но Тервиллигер занервничал, ведь создай ты камень, их род потеряет значимость.
Скорпиус слушал и обалдевал с каждой сказанной фразы. Отец определенно не шутил, хотя очень хотелось, чтоб сейчас строгий Драко хлопнул его по спине и улыбнулся: «Шутка, сынок!».
— В этой Инквизиции знают о магии и волшебном мире? — спросил Скорпиус.
— Нет, конечно.
— А если узнают?
— Им сотрут память, все по «Кодексу Чародеев» от 1614 года.
— А почему нельзя стереть ему память о бессмертных? Вампирах? Оборотнях?
— Потому что магические существа не подлежат этому закону.
«Магические существа?!» — возмутился в своих мыслях Скорпиус. — «Магические существа? Как флоббер-черви? Луккотрусы?»
И как-то сразу проникся законом о защите прав оборотней, который пытались продвигать супруги Уизли в Визенгамоте.
— Мы человечнее многих, — холодно заметил Скорпиус. — Магическими существами называйте волшебников, которые так не считают, гребанные людишки.
— Я процитировал закон, — пожал плечами Драко. – Но, скажи, это единственное, что тебя беспокоит? То, что ущемляют ваши права, а не тот факт, что этот мужик за окном в любой момент может забрать вас троих куда-нибудь в свою священную обитель чтоб, если не дьявола из вас изгонять, то на опыты сдать?
— Четверых, — тихо сказал Скорпиус.
— Жену Луи я не считал, эта баба настолько мощная, что она из самого дьявола бесовщину изгнать может только своим криком. Эту женщину минимум автобусом инквизиторов брать надо, — покачал головой старший Малфой, припомнив, как громко и страшно орала из окна больницы Джейд Галлагер, когда Скорпиус и Альбус поступили с «сибирской язвой».
— Четверых без жены Луи, — снова тихо сказал Скорпиус и опустил голову.
Старший Малфой схватил сына за подбородок и, прищурившись, взглянул ему прямо в глаза.
В такие моменты Скорпиус был готов орать: «Я всех сдам!».
— Пап, ты только ори, — пискнул Скорпиус.
И, осторожно вырвавшись из захвата отца, толкнул скрипнувшую дверь в свою спальню.
— Скорпиус…
— Правда, она красивая?
— Скорпиус…
— И мы поженимся в декабре. Ну или когда она сможет ходить…
— Скорпиус…