Гвади Бигва

— Кто же тебя не ценит, чириме? Кому еще в Оркети такой почет и уважение, как тебе?

— Знаешь, что меня убивает? — пожаловался Арчил. — Ты-то меня ценишь, я знаю, и другие соседи вроде тебя тоже ценят, спасибо тебе, Гвади, за ласковое слово… Но представь себе, до чего меня стесняют… Понадобятся иной раз две-три дощечки, так я их на собственном заводе тронуть не смею, до того меня за последнее время прижали. Даже за деньги взять не могу. Даром что отобрали отцовскую усадьбу и развернули в ней какие-то пункты и фермы… Но я об этом не жалею, клянусь честью. Хочешь — верь, хочешь — не верь…

— Э, что и говорить, чириме… — Гвади так сочувственно вздохнул, что даже сам удивился. Он быстро отправил за пазуху сверток, торчавший у него в руке, а десятирублевую ассигнацию засунул поглубже в карман. «Уж очень Арчил распелся насчет своих несчастий, как бы не попросил деньги обратно», — подумал Гвади. Он так быстро и ловко прибрал деньги и пакет, что Арчил едва успел заметить.

Поведение Гвади вполне успокоило Арчила. Ему особенно приятно было видеть, как Гвади, пряча деньги, кинул на них жадный взгляд, точь-в-точь голодный пес, уносящий кость. Было ясно, что Гвади всею душою ощущал радость обладания этими деньгами.

— Но ведь я тоже человек… Верно, Гвади? — продолжал Арчил плакаться на свою судьбу. — Я вам служу, люди хорошие! Отдаю вам все свои знания, весь свой опыт. Стараюсь, сколько хватит сил. Вы хоть цените это, за что же меня обижать! Если мы товарищи, так и будем товарищами. Говорю я об этом только потому, Гвади, что краем уха слыхал, будто твой однофамилец собирается даже уволить меня с завода. И знаешь, кого он прочит на мое место? Ты помрешь со смеху! Бесо, этого паршивого комсомольца, которого в прошлом году прикрепили ко мне бригадиром! Его решили поставить вместо меня! Считается, что он всему уже обучился, освоил, видишь ли, завод…

Гвади подпрыгнул, хлопнул себя по ляжке и залился смехом. Строго говоря, смешного во всем этом было очень мало, но Гвади решил доставить Арчилу удовольствие.

— Поистине, смеха достойно, чириме! Никогда этому мальчишке, этому сыну убогого Джамуйи, не сравняться с тобою! — говорил он сквозь смех и при этом как-то необыкновенно извивался и приплясывал. Затем он ре шил, что не мешало бы изобразить гнев, возмущение, ярость.

— Вранье все это, не верь! Не верь, чириме!! Кто посмеет, кто позволит себе так обойтись с тобою? Не будет этого… А мы на что? Разве мы не мужчины, шапок не носим? Не позволим тебя тронуть!

— Да, Гвади, ты человек надежный, однако… Знаешь, если на червяка ногой наступить, так и червяк не стерпит. Пусть не доводят меня до крайности. Овечка овечкой, но… взял винтовку да бурку — и в лес, а лесам у нас, по милости господней, конца краю нет. Если до этого доведут, враги пепел вместо завода получат, меня еще станет на то, чтобы стереть с лица земли даже память о некоторых людях… Так и знай, Гвади: если придется уходить в лес, спалю завод без остатка. Тогда посмотрим, какие вы дома себе построите. Тебя-то жалко, но нет у меня другого исхода!

— Э, избави боже, чириме! Ты вот говоришь о Гере: «Твой однофамилец». Послушай-ка меня. В прошлые времена, когда поминали Бигву, никто и не думал об отце его, Теме. Теперь все переменилось… Вряд ли Гера из настоящих Бигва, если он против тебя пошел. Кто-то потихоньку заронил семя, а он задается: Бигва, изволите видеть. Нет, чириме, поверь, не поднимется у него рука на тебя…

Глаза Гвади утратили выражение, которое в первую минуту причинило столько тревог Арчилу Пория. Гвади был снова во власти своих дурных привычек, которые попытался было вырвать с корнем и отбросить. Приход Арчила Пория свел на нет все его усилия.

Перед Арчилом стоял старый его знакомец — Гвади Бигва. Только этого Пория и добивался. Он решил, что настал час, когда можно уже откровенно поговорить о том, что привело его сюда.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

— Давай не будем говорить обо мне, видно, все равно пропадать… Я им чужой, они и сейчас мне не доверяют. Но за что они обижают нашего Гочу? Ты, как честный человек, объясни…

— Не понимаю, поистине не понимаю! — воскликнул Гвади с таким видом, как будто он и сам собирался заговорить на эту тему, но Пория его предупредил: — Жалко Гочу! Ты представить себе не можешь, Гвади, до чего я за него душой болею… Слыханное ли дело! Человек почти достроил дом — и вдруг берут за горло: прекрати, говорят, стройку, не дадим тебе больше материалов. Выходит так, что Онисе своего добился, а такому человеку, как Гоча, приходится страдать. Разве это справедливо? У него к тому же и дочь — коммунистка. Девушка, правда… Но…

Тут Гвади покосился в его сторону да при этом прищурился, как бы издалека приглядываясь к Арчилу.

— Девушка? Жемчужина, а не девушка. Никогда в наших краях такой не бывало…

Гвади нарочно сделал паузу, давая понять, что мог бы выразиться еще сильнее, но сдержал свой порыв из уважения к собеседнику. Он отступил на шаг и, явно кривляясь, заговорил: