«— А ну-ка, позови, чириме, твою Цацунию. Без отца ведь она, тоже сирота. Уважь меня хоть разок, Мариам… Дай сердце потешить. Ты ведь вроде как мать моим птенчикам. И вымоешь и причешешь благодатной своей рукой, а тебе от меня никакой радости. Добро бы мы с тобой в родстве были, а то даже не родные… Поистине, я в долгу перед дочуркой твоей. Куплю ей чувяки — за сирот моих, все не так совестно будет. Ведь она, — не кто другой, как она, — вырастила этого хвостатого разбойника… Так вот, чириме, ты уж меня не задерживай, позови, снимем мерку».
Отец пяти сирот, сам, что называется, голый, он думает о том, что подарить, чем порадовать дочку Мариам. Думаете, он хитрит, лукавит, желая замести следы? Или притворяется заботливым, чтобы отвести от себя угрозу? В словах Гвади нет и капли лицемерия, нет желания выслужиться перед Мариам. В эту минуту он позабыл об опасности. Не страх водит его мыслью. В нем заговорило сердце доброго, ласкового человека, чуткого к чужому горю и беде. Но затем, когда все обошлось благополучно, к Гвади возвращается его прежнее лукавство. Он уже с нескрываемой иронией оценивает совет Мариам:
«— Гвади! Возьми козла на веревку! Этак и ты не устанешь, и ему легче, чем трястись в хурджине».
Гвади похихикивает. Ему кажется глупым совет соседки. И он с какой-то непонятной грубостью отзывается о Мариам, причинившей ему столько непредвиденных хлопот. Гвади словно зло мстит ей за страх и неловкость, испытанные им:
«— Думаешь, баба, без тебя не догадался? Но мы не только это смекаем: проклятого козленка не оторвешь от знакомых мест, а гоняться за ним никому неохота. Поняла, соседка, в чем загвоздка? А? Ума-то на это в коробочке у тебя не хватило?»
Слишком жестоким и низким оказалось его мщение. Уязвленное самолюбие на мгновение перебороло все, дав выход чувству оскорбленной мужской чести. Это чувство ослепило Гвади. В нем вдруг проснулось что-то циничное, некрасивое, неблаговидное. Но он ведь не таков. Прошло минутное возбуждение, улеглись всполошившиеся страсти, и Гвади поспешно отступает. Ему становится неловко за себя, и нежная, лирическая нотка вновь начинает звучать в его словах.
«— Да не о тебе вовсе речь, чириме. Разве я посмел бы так о тебе? Это о другой бабе… Не о тебе… — и он как-то странно закатил глаза».
Да, Гвади вовсе не так прост, как его рисуют. Не будем слишком строги к нему. Верно, он иногда, как и нынче, блудит, шляется по базарам вместо того, чтобы трудиться честно. Такая слабинка есть у него. Но не кажется ли вам, что он больше развлекается своей коммерческой деятельностью, нежели извлекает из нее какую-то реальную пользу? Несколько мандаринов и худого тщедушного козленка везет Гвади на базар. Это, пожалуй, самый большой его выход. К тому же судьба как обернулась! Проклятый козленок, словно решивший посмеяться над коммерческими способностями своего хозяина, опрометью бежит домой. Торговля так и не удалась. Торговец из него никудышный. Да и рынок прельщает его возможностью перекинуться с кем-нибудь словцом, отвести душу.