Папа прижал Берта к себе и вздохнул. Перед глазами пронеслась та минута, когда он зашел в комнату Гилберта и увидел, как Керис, сидевшая над ним все девять дней, пока тот беспробудно спал, неподвижно лежала рядом у изголовья. Папа, думая, что она уснула, потормошил ее, но Керис не дышала. Затем перевернул на спину. Глаза были открыты и бессмысленно смотрели в пустоту.
У нее остановилось сердце. Те девять дней Керис почти не выходила из комнаты Берта, вряд ли спала и ела. И так худая, она прямо иссохла. Под глазами залегли темные круги.
Через пару часов, как ее похоронили, Берт очнулся. И спросил, где мама.
Несправедливо. Но сама жизнь в тот год была несправедливой ко всем.
– Кнопочка, мы с тобой будем вместе, – шепнул папа и поерошил темные волосы Берта громадной ладонью. – Мама бы этого хотела.
Гилберт заскулил и вжался щекой в плотную рубашку на груди папы. Кроме опилок, от него пахло чем-то кислым. Спиртом.
Мир за окном померк и замолчал. Берт подумал, что все закончилось. Остался только папа, обнимающий его большими жилистыми руками. И больше ничего.
В коридоре снова распахнулась дверь, но Берт даже голову не поднял. Отец обернулся и увидел в проеме Лереси. У нее было такое же усталое лицо, как и у всех в городе.
– Чего так рано? – со слабым недоумением спросила она, глядя на Гилберта в его руках. Тоже без всякого интереса.
– Рабочих в замке решили сократить, – тихо ответил папа, стараясь не двигаться, чтобы не тревожить Берт.
– И тебя поди?
Папа вздохнул и отвернулся в окно.
– Делать что будешь? – Лереси равнодушно прислонилась к косяку и уперлась кулаком в бок.
– Придумаю.
– Мгм. У нас все в городе сидят думают. Кто быстрее придумает.
– Иди домой, Лер, – папа снова погладил всхлипывающего Берта по голове. – Пока не надо приходить.
Она причмокнула, сдвинув губы на бок, и пристально посмотрела на Гилберта. Тот спрятался под рукой папы, так что выглядывала только макушка.
– Если что, зови, – сказала Лер с неожиданным сочувствием. – Может, подольше оставаться смогу.
Она осторожно подошла к ним, присела на корточки перед Гилбертом и погладила по плечику.
– Все хорошо будет, маленький. Найдет твой оболтус работу. Я с тобой побуду. Все наладится.
– Я про Керис рассказал, – шепнул ей папа.
Лереси настороженно перевела на него взгляд и покачала головой.
– Ему всего четыре, балда.
– Он должен знать. Уже большой. Сам спросил.
– Большой? В четыре года? А дальше что? В шесть в наемники его сдашь? А в семь в гарнизон сплавишь?
– Прекрати, Лер. Не врать же ему.
– От тебя еще и перегаром разит, – прошипела она, испепеляя отца взглядом. – Накидаться уже успел!
– Не при ребенке. Уходи, прошу тебя.
Лереси сжала челюсти так, что желваки выступили. Она встала и наклонилась к Гилберту, хотя видела только затылок и ухо.
– Не бойся, маленький. Если этот козлина спьяну свалится в канаву, я тебя заберу.
– Лер! – шикнул папа и прижал Берта к себе.
–Если б не было у меня мужа, я б за тебя вышла, когда Керис не стало. Мальчику мать нужна, а то такой, как ты, Глэй, его по миру пустит. Хоть бы не напивался, идиотина.
– Уходи, Лер.
Она напоследок погладила Гилберта по затылку и пошла в коридор. Папа проводил ее отвращенным взглядом. Когда дверь захлопнулась, он разжал объятия, взял Берта за плечи и посмотрел на него.
Гилберт немного напоминал мышонка своим тоненьким личиком, узким подбородком с ямочкой и черными, как у зверька, глазами. Все говорили, и папа сам видел, что они с ним очень похожи. Разве что нос был мамин – аккуратненький, вздернутый, – и ресницы по-девчачьи густые. Да и сам он был больше похож на девочку.
– Ты ее не слушай, – шепнул папа. – Я тебя не брошу.
– Я не хочу, чтобы она меня забирала, – промямлил Гилберт, вытирая рукавом слезы.
– Не заберет. У нас с тобой все будет хорошо. Я тебе обещаю. А теперь ты мне пообещай.
Берт всхлипнул и нерешительно поднял глаза на папу. Голова еще болела.
– Что обещать?
– Что мы с тобой выстоим. И все у нас будет хорошо.
На глазах у Гилберта дрожала влага. Он всхлипнул, вытерев нос рукавом. Это был первый долгий разговор с папой, если раньше они вообще разговаривали. Его бархатистый бас еще казался немного чужим, но теперь Берт постепенно к нему привыкал.
Он отдышался и посмотрел на папу.
– Обещаю.
– Молодец, Кнопка, – улыбнулся папа.
Берт никогда еще не видел его улыбку.
Работу папа нашел. Его взяли в патруль, ведь он был почти на голову выше большинства стражников, крупнее раза в полтора и хорошо обращался с клейморой. Платили больше, чем замковому разнорабочему, но жалованье часто задерживали. К тому он стал работать целыми сутками, и приходил уже хорошо за полночь, если не приходилось оставаться ждать смену. Утешало только то, что платили по-людски.