Гвиневера. Осенняя легенда

– Так что не стоит беспокоиться о духовном состоянии короля Артура, – заключила я, а сама подумала, что хотела бы быть в этом так же уверена, как пыталась убедить сейчас Линетту. Воспоминания о короле франков, который принял христианство ради политических целей, не померкло за годы.

Когда я упомянула Артуру об этом разговоре, муж обернулся ко мне из жеребячьего загона и насмешливо улыбнулся.

– Мы ведь, кажется, договорились поддерживать любых богов, в которых верят наши подданные. – Я кивнула, и в ответ муж пожал плечами. – При дворе христиан больше, чем всех других верующих, вместе взятых, Гвен. И они жалуются, что в церковь в Гластонбери ходить далеко, особенно в плохую погоду.

– Так много? – воскликнула я, озадаченная тем, что при дворе так много изменилось, а я этого и не заметила.

– Так много. И не только здесь, среди рыцарей. Гвин говорит, что Ланселот тоже принял христианство.

Я вопросительно посмотрела на уэльсца.

– Так утверждают монахи в Гластонбери, – ответил он. – Вас это удивляет, миледи?

Гвин выражался в своей обычной таинственной манере, как будто мы делились с ним секретом, о котором знал только он. Но сегодня это меня не позабавило. Я резко повернулась и пошла прочь, бормоча проклятия.

Сам королевский воин предстал перед Артуром, когда в саду лесные зверушки, весело щебеча, устроили брачные игры. Я была внизу и подсчитывала летний настриг шерсти. Молва о его появлении разнеслась по амбару и сбила меня со счета, и я бросилась в зал.

– Конечно, я рад, что Галахад его нашел, – говорил он, когда я ворвалась в двери кабинета. – И рад, что в Карбонике все идет так удачно.

Я уже добежала почти до середины комнаты, когда он обернулся, и я застыла на месте. Перед королем стояла тонкая тень человека, который когда-то был самым красивым воином королевства. Если Борс жил на воде и хлебе, то Ланс, казалось, не ел ничего. И если раньше он двигался с красивой грацией гладиатора, словно каждую минуту был готов ринуться в бой, то теперь ступал так, будто тело его мучили невидимые раны.

Угловатое лицо осунулось и высохло, щеки провалились, а скулы выступили, голубые глаза, некогда вбиравшие весь смех мира, казались холодными и настороженными, как у Мордреда.

Наши взгляды на миг встретились. Но вместо радости и любовного призыва я увидела в его глазах лишь узнавание. В следующую секунду Ланс снова повернулся к Артуру.

– Милорд, я многое понял о гордости. Не было такого задания, какое я не мог бы выполнить, сражения, которое не мог бы выиграть, приза, который не мог бы завоевать. Благословенный или проклятый богами, я купался в славе, удаче и почестях. Всю свою жизнь… но не сейчас. Может быть, я слишком поздно получил уроки смирения.

– Ну, ну, не надо, – легкомысленно ответил Артур. – Ты заслужил все почести, какие имел. Не было более храброго и более верного помощника, которому я бы больше доверял. И не стоит преуменьшать в себе эти качества.

Полные губы Ланселота растянулись в улыбке, но глаза остались холодными.

– Все это хорошо для дел мирских, но не годится для духовного испытания. – Ланс посмотрел куда-то в пространство, а я подумала, какие внутренние голоса он слышит?

Муж настаивал, чтобы Ланселот рассказал нам о своих приключениях, и бретонец устроился на стуле для гостей. Я подтянула поближе подушку, а король примостился на столе. Но гость вел себя так, словно лишь наполовину сознавал наше присутствие.

– Я… я думала, ты не веришь в испытание и идешь искать грааль, чтобы защитить Галахада, – пробормотала я, и в первый раз Ланселот открыто взглянул на меня.

– Так оно и было. И причиной тому было, наверное, мое самомнение. Я считал себя выше такого испытания. Но путешествие в одиночку, лишь с Богом и лошадью, прояснило мои мысли, и я стал понимать, что грааль – это нечто большее, чем деревенская ворожба. А в итоге я обнаружил, что он может стать сутью всей моей жизни.

Бретонец застенчиво посмотрел на Артура, внезапно почувствовав затруднение, как облечь в слова то, о чем собирался нам рассказать. Артур старательно избегал его взгляда, и, прежде чем продолжить, Ланс скользнул глазами в мою сторону.

– После недель одиночества – иногда я находил приют у крестьян, иногда ночевал под покрывалом из звезд – я выработал привычку проводить часть дня в молчаливом общении с Богом… размышляя, молясь, находясь в полусне или трансе – в том состоянии, которое, как я надеялся, приближало меня к божеству. Поэтому, когда я встретился с Галахадом, я обрадовался, что юноша тоже предается подобным медитациям. Это перекинуло между нами мостик, и вскоре мы начали делиться мыслями и чувствами. Я был поражен, как много тем оказалось у нас для разговоров после стольких лет, когда мы не знали друг друга.

На этот раз взгляд отвел бретонец, потому что знал: разговор о столь близких отношениях между отцом и сыном не может доставить удовольствия Артуру. Но он был слишком правдив, чтобы, несмотря на реакцию короля, умолчать об этом.