Гвоздь в башке

Зеваки, осознавшие наконец, что дело неладно, стали разбегаться, и перед Настромо открылось свободное от живых существ пространство.

Он размахнулся, чтобы забросить бомбу куда подальше, но эта коварная штуковина оказалась порасторопней — сама отшвырнула Настромо от себя, причем отшвырнула не целиком, а в виде множества отдельных фрагментов тела. Вот ведь как иногда бывает…

АСТЕРИЙ НЕПОБЕДИМЫЙ, МИНОТАВР

Эта смерть была апофеозом всех моих предыдущих смертей!

Чем только меня не вышибали прежде из чужих тел, но взрывчаткой — впервые. Тут даже нематериальному существу мало не покажется.

В ментальное пространство я вылетел слегка контуженным, а потому новую ситуацию осознал не сразу. Осознание это пришло в виде двух разноречивых новостей — ну прямо как в скверном анекдоте.

Хорошая новость состояла в том, что я стремительно уносился в прошлое. Скорее всего это была заслуга Настромо.

Плохая новость тоже была связана с ним. То ли причиной всему был взрыв, то ли наши души успели чересчур близко сродниться, то ли в стремлении придать мне максимальное ускорение Настромо слегка перестарался, но сейчас я находился в ментальном пространстве не один.

Здесь же присутствовала и лишенная телесной оболочки личность Настромо, но не в виде попутчика, наделенного определенной самостоятельностью, а как часть меня самого.

Естественно, что данное обстоятельство не могло обрадовать меня. Фигурально говоря, у собаки появилась не только пятая нога, но и второй хвост, «вполне способный этой собакой крутить. Ведь не трудно было угадать, на что обратятся все помыслы моего партнера, если мы вновь окажемся в реальном пространстве. Про коварного Астерия новоявленный защитник человечества даже и не вспомнит. В конопле заблудится, от мака одуреет, и в вине утопится.

Надо было срочно избавляться от Настромо, благо что после пережитых потрясений он еще почти ничего не соображал. Да вот только как? Похоже, что наши души соединились не по принципам бутерброда, а по принципам коктейля. И угораздила же меня нелегкая связаться с этим наркоманом!

Между тем полет в ментальном пространстве продолжался, хотя уже и не в таком бешеном темпе. Можно было бы выйти в реальный мир и там попытаться освободиться от нежелательного спутника, но я решил тянуть в прошлое до последней возможности, дабы подобраться к Астерию поближе.

— Почему так темно? — пробормотал вдруг Настромо (вернее его душа). — Эй, убогая, ты зачем окна завесила? Что это еще за фокусы!

— Темно, говоришь… — невесело усмехнулся я. — Глаза у тебя лопнули, потому и темно.

— А ты еще кто такой? — Грубость Настромо скорее всего проистекала от его полной растерянности.

— Я та бездомная душа, которая вселилась в тебя накануне смерти.

— Какой смерти? — возмутился он. — Что ты мелешь?

— Неужели ты ничего не помнишь? — Я был подчеркнуто спокоен.

— А что я должен помнить?

— Храм Антея Гераклоборца помнишь?

— Ну… — не совсем уверенно ответил Настромо.

— Мину в аккумуляторе помнишь?

— Погоди… — Память его была цела, но это уже была несколько иная память, и он еще не умел правильно пользоваться ею. — Не может быть… Так, значит, меня — того… Разорвало?

— На мелкие кусочки, — подтвердил я. — Но в последний момент ты успел выполнить данное обещание и по цепочке поколений послал меня в прошлое. Да еще и сам каким-то образом сумел ко мне присоединиться… Я говорю о душах, естественно.

— Камелия цела осталась? — этот вопрос, безусловно, делал ему честь.

— Все целы. Кроме тебя.

— Во влип… И что же теперь делать? И вообще — я мертвый или нет?

— В банальном смысле этого слова — да. Но душа твоя продолжает существовать. Порукой тому разговор, который мы ведем.

— На фиг мне такое существование! — возмутился он. — Ни закурить, ни выпить… Придумай что-нибудь. Ты же в таких делах специалист.

— Даже не знаю, что тебе ответить… Кое-какой опыт у меня, конечно, имеется, хотя и несколько иного характера. Но в любом случае нам нужно обособиться. Если это и возможно, то лишь в реальном мире. Моржи, например, не могут избавиться от кожных паразитов в своей родной водной стихии и вынуждены выползать на берег, чтобы там почесаться о скалы.

— Хочешь сказать, что прежний мир уже не родной для меня?

— Увы! Теперь ты эфирное создание. Привыкай к этому.

Настромо, конечно, был существом пропащим, но зато мягким и, я бы даже сказал, — воспитанным. Поэтому длинное и витиеватое ругательство, выданное им на-гора, удивило даже меня, слышавшего мат российского рабочего класса, брань финикийской матросни и богохульства египетских грабителей могил.

Впрочем, его можно было понять. После взрыва в метро я, помнится, испытывал сходные чувства. Все на свете тогда проклял — и злополучного бомжа, так некстати оказавшегося на моем пути, и собственное дурацкое великодушие, и не в меру ретивого милиционера, а в особенности того неизвестного гада, который соорудил взрывное устройство.