Гвоздь

АНДРЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. А ты им про этих ментов расскажи. Про расизм этот. Они тебя почему забрали, ты думаешь?

ГВОЗДЬ. Нннельзя про эту. У нннас тема Сссоветский Союз.

АНДРЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ты думаешь, он закончился? Это еще не история, эти твари как раз из Советского союза.

ГВОЗДЬ. (тихо) А ввввсе-таки надо про историю.

АНДРЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ты им прямо так и вмажь на этом открытом уроке, что они, русские, нацисты, притесняют всех, у кого не того цвета и кожа не та. Кто им не нравится. Хозяева всей земли, тоже мне.

Андрей Александрович продолжает ругать русских, Гвоздя за слабость и свою бывшую жену за то, что воспитала сына-неженку.

Гвоздь слезает с дивана и уходит в ванную. В ванной он умывается и долго смотрит в зеркало.

На секунду ему кажется, что он видит в зеркале кого-то другого.

Гвоздь отходит от зеркала.

ГВОЗДЬ. Слабак.

Действие второе.

Гвоздь сидит на скамейке. Рядом с ним сидит Серапион Арутюнович, они примерно одного возраста.

ГВОЗДЬ. А меня в милицию забирали, допрашивали.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. И у меня такое было, тоже допрашивали.

ГВОЗДЬ. А что они у тебя спрашивали? Чего хотели?

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Спрашивали, где я работал, как в страну приехал, с кем общался.

ГВОЗДЬ. А у меня спрашивали, кто родители, кем работают, как в страну приехали. И еще про велосипед.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Но ты же правду говорил?

ГВОЗДЬ. Конечно, правду. А ты?

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. И я сначала правду говорил. Что на родине работы нет, что пришлось ехать сюда на заработки, что турки всех убили, что дома не стало, что отца, матери, братьев, сестер, друзей, соседей, никого не осталось, даже могил нет. Спаслись только два моих брата, мы с ними и приехали в Воронеж. Что я пекарь, хлеб пеку. Война не нужна, а хлеб нужен. Я правду говорил.

ГВОЗДЬ. А я им сказал, что велосипед мой, мне его мама купила, а главный кричал, но не сильно, а потом отпустили. И я домой поехал, я так далеко еще не катался.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Ты молодец. Выдержал допрос.

ГВОЗДЬ. Да они особо-то… Папа вот говорит, что я слабак, что позорю его.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Дурак твой отец. Какой слабак, если правду говоришь?

ГВОЗДЬ. А ты бы хотел домой, в Армению?

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Там уже нет дома, нет семьи, нет друзей. Только боль и слёзы.

ГВОЗДЬ. Знаешь, как меня в школе называют? Хачик.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Так ты же не Хачик, ты Арик, Ара. Знаешь легенду про Ару Прекрасного, Ара Гехецик?

ГВОЗДЬ. Знаю, папа рассказывал. Но так поэтому и хачик, что Арик.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Хачик, это же другое имя, это Хачатур. Они что, не знают? Глупые у тебя там в школе.

ГВОЗДЬ. Хачик – это они так армян зовут. И грузинов, и таджиков, и узбеков, всех.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Они – это кто?

ГВОЗДЬ. Русские. Папа говорит, они все тупые.

СЕРАПИОН АРУТЮНОВИЧ. Арик, так вообще мало умных людей на свете.

Они сидят на лавочке, греются на солнце и болтают ногами.

Действие третье.

Сцена 1.

Заканчивается перемена, в классе сидят ученики. 4 человека во главе с Деревянко стоят у доски, учителя еще нет.

Звонок.

Деревянко и друзья выстраиваются у доски в шеренгу, вытягиваются по струнке и ждут.

В класс заходит Историчка.

Они вскидывают руки в нацистском приветствии.

ПАЦАНЫ. Зиг Хайль!

ИСТОРИЧКА. (жестко) Деревянко, нацисты, приветствуя своего лидера, одну руку тянули к солнцу, а другую вытягивали вдоль тела, а твоя в кармане, за это тебя в Третьем Рейхе по головке бы не погладили.

Деревянко скисает, и все пацаны быстро садятся за столы.

В класс заходит Гвоздь.

ИСТОРИЧКА. Киланянц, ты почему опаздываешь?

ГВОЗДЬ. (опустив глаза в пол) Изззвините, я ббббольше не буду, ммммможно ссссесть?

ИСТОРИЧКА. Ты всегда заходишь после меня. Интересная тенденция у нас. Проходи. Итак, кто расскажет нам о Первой мировой? Селезнев?

СЕЛЕЗНЕВ.(не вставая с места) А че сразу Селезнев? Вон спросите Гвоздя, он нам все (передразнивает Гвоздя) ррррраскажет.

ИСТОРИЧКА. Нет, расскажешь ты. А пока ты отвечаешь, Деревянко пусть готовится следующим.

ДЕРЕВЯНКО. (тихо, но четко) Жидиха.

СЕЛЕЗНЕВ. Я не готовился.

ИСТОРИЧКА. Ну как же так, ты что, не знаешь свою историю, не знаешь, как зарождался фашизм? Два, Селезнев.