H-Два-O. Сборник рассказов

Вышел заяц на крыльцо
Почесать своё яйцо
Сунул руку — нет яйца
Так и …… с крыльца!

Действительно, сильные строки. Жаль только, что одно слово невозможно произнести современным способом звукового выражения. Уж больно заковыриста данная лексическая единица. И надо быть, действительно, сведущим в научных делах герменевтики, чтобы познать множество тайных смыслов, вложенных в это тайное писание XX века, доставшееся нам от мудрых предков. Так говорю я, главный герменевт первого уровня Великой Церкви Универсальной Философии планеты Земля.

Шоколадка

«Мразь, тварь», — кричали они. «Черномазый сукин сын», — вторили им другие. Третьи не тратили время на слова, а просто старались ударить меня посильней. Иногда им это удавалось, и тогда я корчил страшное лицо и делал вид, что сейчас прыгну на них. В этот момент стража натягивала потуже цепи, и мне приходилось лишь бессильно рычать, словно загнанный зверь.

Я шёл сквозь беснующуюся толпу и буквально физически воспринимал всю ненависть, что струилась от них. Яростная волна их дикой злобы накрывала меня и валила с ног. Но я продолжал идти. И пусть во мне не было столько силы, сколько хотелось, но что-то продолжало толкать меня вперёд.

По моей тёмной коже цвета обсидиана катились капли пота. Смешиваясь с кровью, истекающей из моих ран, они образовывали целые ручьи. Я словно прыгнул в реку, полную боли и страданий, а затем, выйдя наружу, просто пошёл вперёд. В голове уже давно не осталось никаких мыслей, только тупо бившиеся в магнетическом ритме слова.

Грязный.

Чёрный.

Дёготь.

Сажа.

Не отмыться.

Я не знал, что делать с этим маятником, раскачивающимся в моей голове и твердящим одно и тоже. Пытаясь погрузиться в себя, я вновь вляпался в болото унижения и душевных мук. Это было ещё хуже, чем то, что я испытывал снаружи. Там лишь тысячи чужих людей хотели моей смерти. А здесь я сам убивал себя. Что было во стократ хуже.

Ещё один шаг — и меня тянет к земле. Быть может, пришло уже окончание этого нелепого спектакля под названием жизнь? Ну что ж, тогда я с радостью уйду за кулисы. Кто же нанесёт последний удар? Удивительно, но теперь я ждал этого с упоением. То, что толкало вперёд, теперь тянуло вниз.

Пусть на чернильном асфальте лежит тело угольного цвета. И даже моя кровь была темна, как самая беспросветная ночь. Я поднял голову и, выталкивая из себя последние искры желания жить, закричал:

— Белого не существует!

Ответом мне были смех и глумливые выкрики. Опускаясь на колени, я знал, что сам выбрал свой путь. Но это была моя свобода. Я смог пойти против всех.

— Чёртовы дальтоники, — прошептал я уже в своей голове.

Далёкий гул злобствующей человеческой массы становился всё тише и тише. Наконец, всё закончится. Возможно, я даже был рад этому. Убитый в своей борьбе, но не сломленный. Последний монохромный альбинос на этой планете.

Поцелуй бога

Я не мог остановиться, но и продолжать не было сил. Зависший между страданием и наслаждением, молил об одном шаге в сторону, что спасёт меня. Но было уже слишком поздно что-либо изменить, и бесконечность продолжала забирать меня.

Все эти зеркала, отражающие лишь сами себя, словно сплотились в единую мерцающую завесу. Даже закрыв глаза, я продолжал видеть их нестерпимый блеск и до ужаса искажённую правду. По коже пробегали крохотные электрические разряды, что заставляли волосы вставать дыбом. Уродливая батарейка в виде меня продолжала накапливать и сразу же выплёскивать гигаватты энергии. Жаль только, что использовать всю эту мощь не может никто. Слишком разрушительна и непредсказуема была эта волна.

Всё ещё пытаясь как-то уравновесить этот шквал диких эмоций, бушевавших вокруг и внутри меня, я беспомощно ловил всем телом этот ритм. Казалось, ещё немного — и всё вернётся на круги своя. Оголённые нервы на секунду прекратили содрогаться в пароксизме безумия и вроде дали мне передышку. Но это оказалось лишь призрачной фикцией перед следующим витком.

Я плыл и тонул, падал и мчался. Всё это было одномоментно, и время вновь показало свою истинную личину нелепой человеческой иллюзии. Краски, что текли внутри меня и назывались кровью, поблекли. Кислород, что циркулировал внутри моей дыхательной системы, осыпался льдом внутри лёгких. И в тоже время пламя, сжигавшее каждый мой атом, продолжало бесчинствовать.

Безграничность происходящего затмила всё моё сознание и не давала связанно мыслить. Я снова и снова силился как-то замедлить этот маятник, что крушил всю мою жизнь. Разгоняясь всё больше и больше от крайней точки восхитительной боли до настоящей сингулярности блаженства. Но моего желания было явно недостаточно. Плоть больше не подчинялась мне, а сознание было покрыто колеблющимся мраком.

Меня не существовало и одновременно я был всем и вся.

А потом он убрал губы.

Посмотрел на меня и чуть заметно улыбнулся.

Я вернулся в эту реальность и вновь стал обычным человеком.

Он взял меня за руку и, сплетя наши пальцы, приложил их к своей груди.

— Чувствуешь? — спросил он.

— Да, — ответил я.