H2o

«Виктор Алексеевич, почему не отвечаете на звонки? Мой номер в черном списке, да? Если так, извините. Но у меня родилась потрясающая идея!!! Если вам интересно, вы знаете, где меня найти. С уважением, Александр Гутников».

«Я готов. Химик».

«Привет! Слышала, ты взял в секретари молоденького мальчика. Я правильно поняла? Ну-ну. Целую. Лика».

А у этой откуда адрес? И такие сведения, если уж на то пошло?

Виктор сгреб распечатки неопрятной кипой, сдвинул на край стола. Н-да, Оля их хотя бы предварительно сортировала. Ладно. Как-нибудь переживешь до понедельника.

Из всей почты по-настоящему беспокоило приглашение от «Термоядера». Слишком серьезная и абсолютно закрытая структура, они всегда неохотно шли на контакт с кем бы то ни было. Ты и сам до последнего старался не пересекаться с ними, оставаться вне поля их зрения так долго, как это было возможно. «Некоторым образом затрагивающего сферу Ваших интересов». Выходит, всё. Данная сфера привлекла их внимание, они ее прощупали и сделали для себя выводы. Очень хотелось бы знать, какие.

На презентации и узнаешь, более или менее. Других вариантов все равно нет: Валевскому термоядеры не по зубам, он вообще мальчишка против их службы безопасности, которая сделала бы честь любой сверхдержаве. Да и ты, как бы ни хотелось сохранить уверенность и кураж, чувствуешь себя не в своей тарелке даже против этого рафинированного Макса Зильбера, отнюдь не первого лица в их темной и опасной конторе. Здесь, наедине, лучше себе в этом признаться. Чем жестче и честнее ты будешь сейчас, тем убедительнее должно получиться в решающий момент. Назрело — значит, назрело. Поговорим.

Поехали дальше. Поморщившись, Виктор набрал мобильный жены.

Инна отозвалась мгновенно, словно держала палец на клавише «ответить»:

— Да.

— Здравствуй.

— Я не буду платить. Там совершенно нереальные суммы. Есть хорошие клиники на порядок дешевле, и я не понимаю, почему…

Вздохнул:

— Инка, это в последний раз. Обещаю. Как там Сережка?

— На Сережку тебе плевать. Я сказала, нет. С меня хватит. Ты сумасшедший, Витька, и не вижу ни одной причины, чтобы это терпеть.

— У тебя сорок процентов.

— Помню. Я была дура, когда позволила втянуть себя в твой прожект. Но если мы в доле, это еще не значит, что я должна оплачивать все твои счета и содержать…

— Инна!

— Только не дави на слезу, хорошо? Про смертельно больного ребенка и мою совесть я уже слышала. Живи по средствам. Если не хочешь, чтобы я дала по этому поводу интервью на третьем. Всё.

Отключилась; Виктор повертел в пальцах мобилку и бросил на стол, поверх груды распечаток. Вечером придется снова звонить, и выслушивать, и молчать, и утираться, и держать себя в руках, и уговаривать, задабривать, обещать… мерзость. Разумеется, она заплатит за Алю, равно как и по прочим счетам, вряд ли оно будет стоить тебе больше еще одного звонка. Твоя зависимость от нее — не более чем фантом, фикция, очевидная для обоих, а подобные демарши с Инкиной стороны — всего лишь ритуальные движения, лишенные опасности и смысла. Именно поэтому проект инвестирует она, повязанная и несколькими удачными пунктами брачного контракта, и целой сетью сложных близкородственных взаимообязательств, — а не кто-либо другой, представлявший бы реальную угрозу твоей свободе. Редкий случай уникального предложения, которое трудно адекватно заменить, а потому и удержать в рамках. Приходится терпеть.

А ведь вы были с ней счастливы. Года три после смерти Оксаны уж точно. Вот и попробуй теперь припомнить настолько, чтобы поверить. Даже рождение вашего общего сына — абстракция за стерильными дверями дорогой клиники. Потом дорогие ясли, дорогой детсад, теперь вот закрытая дорогая гимназия. Тебе не то чтобы на него плевать — ты просто совершенно его не знаешь и не помнишь. Из прошлой семейной жизни вспоминается только сплошная скука и пошлость: вечер, попсовый шансончик по радио, кошачий бок, зеленый диван. Не исключено, что она до сих пор его не выкинула: Инка всегда была сентиментальна и, прямо скажем, прижимиста. И Алю она с самого начала не могла терпеть. Стерва. Как всегда, рассчитала и момент, и точку приложения для наиболее острого болевого эффекта. Однако же отслеживает зачем-то, для чего-то смотрит все твои дурацкие эфиры…

— Виктор Алексеевич, — возникла на селекторе секретарша из приемной, — к вам посетитель. Александр Гутников.

— Я его не жду.

— Я ему сказала. Но он все равно прорывается.

Она еще договаривала, а Гутников уже прорвался. Взъерошенные, липкие на висках волосы, галстук набок — как если бы и в самом деле грудью шел на прорыв, сражаясь с охраной на всех входах; кстати, не мешало бы выяснить, какого черта его пропустили. Тяжело дыша, навалился щуплой массой на стол:

— Я все знаю.

— Саша, — мягко сказал Виктор, — мы с вами не договаривались о встрече. Я сейчас уезжаю. Приходите в понедельник к восьми пятнадцати.

— Не держите меня за идиота!!!