Толстый дядька, абсолютно незнакомый (булавка в его галстуке, прикинул на глаз Виктор, стоила, как гектар земли на Южном берегу) набрал себе полную тарелку, взял бокал красного, неловко оттолкнулся от стола — и полетел навзничь, рассыпая на лед балык, икру и оливки, веером роняя кровавые капли из чудом уцелевшего хрусталя. Подшустрили две девочки на коньках, одна быстренько уничтожила следы разрушения, вторая поднесла другой бокал и точно такой же набор закуски. Но поднимался дядька сам, без посторонней помощи. Сначала встал на карачки, пачкая колени дорогих брюк ледяным крошевом, потом на корточки, затем с трудом оторвал пальцы ото льда и, наконец, выпрямился, балансируя и пошатываясь.
А ведь так, по-видимому, и задумано, усмехнулся Виктор. Насчет конкретного места проведения презентации не предупредили не только тебя. Очередная психологическая примочка с весьма, надо признать, действенным эффектом. Насколько тебе известно — правда, информация, которую удается собрать о «Термоядере», никогда не стопроцентно достоверна и уж точно далеко не полна, — в этой конторе держат огромный штат психологов, психиатров, гипнотизеров, специалистов по НЛП, социальным фобиям и прочим вещам, безмерно далеким от собственно ее ниши на рынке. Которая могла бы стать куда глубже и шире, если бы удалось решить их главную, глобальную проблему.
— Уважаемые господа! Минуточку внимания.
Голос гулко прокатился над повернутыми в одну сторону головами. Черный, чуть-чуть поблескивающий и стремительный, Макс Зильбер молнией пронесся по льду, прокрутил в мгновенном танце Анциферову, походя отодвинув ее на периферию, и в широком развороте занял место под эмблемой.
— Спасибо всем, что вы пришли. Сегодня Всемирное акционерное общество «Концерн „Термоядер“» представляет вашему вниманию новый беспрецедентный проект под условным названием «Вспышка звезды»!
Присутствующие зааплодировали; вышло не особенно дружно, слишком многие боялись отпустить локоть соседа или край стола. Кто-то поскользнулся, другие уселись на лавочки по периметру, выставив нелепо торчащие коленки. Поправляли переводчики в ушах: Макс говорил на своем родном языке, и наушники выдавали еще при входе, вместе с коньками.
— Впрочем, все в мире — чистая условность, — продолжил он. — Думаю, присутствующие это понимают.
Перевод был неточный, на самом деле Зильбер выразился длиннее, тоньше, двусмысленнее. Виктор извлек наушник: лучше поднапрячься и послушать в оригинале. Зашуршала, зашептала, зазвенела внешняя звуковая дорожка, с непривычки почти заглушая голос выступающего. С противоположной стороны ледового поля в Виктора вцепились глаза Ирки Анциферовой, она делала какие-то мимические знаки, абсолютно непонятные, гротескные. Сверху скалились, смутно отражаясь во льду, надутые гелием желтые смайлики. Наплывало чувство наваждения, абсурда. Возьми себя в руки. Сосредоточься. Слушай.
Прислушался. Было интересно.
Ни для кого не секрет, что мировой социум болен, говорил Зильбер. Мир так и не сумел оправиться после кризиса девятнадцатого, и этот процесс чересчур затянулся, чтобы продолжать считать его нормальным периодом ремиссии. Болезнь рискует стать неизлечимой, навсегда отрезав человечеству пути к развитию, прогрессу, процветанию, и тогда впереди останется только медленное сползание вниз, апатия, деградация, а через не такой уж большой в глобальном понимании срок — и смерть, сначала социальная, а затем и биологическая. Если мы не примем своевременные меры.
Пауза для переводчика и ораторского эффекта; в тишине кто-то уронил на лед хрустальный бокал. Тихий жалобный звон — стопроцентно психологическая примочка, Виктор не сомневался. Теперь, по законам жанра, должно прийти спасение, и трудно ошибиться в прогнозе, откуда именно.
А ведь так оно, собственно, и есть. Термоядеры всегда представляли собой реальную силу, самую могучую, самую опасную. Не завязанные ни на ресурсы, ни на нерентабельные сверхтехнологии, ничем не сдерживаемые ни в методах, ни в средствах, они легко установили бы монополию на рынке еще тогда, непосредственно после нефтяного коллапса, — если бы не напоролись на непобедимое: страх.
Мощнейшая социальная фобия, прокатившаяся по миру в результате трех последовательных взрывов на атомных станциях в девятнадцатом-двадцатом, парализовала отрасль на несколько лет, дав возможность прийти в зияющую нишу многочисленным конкурентам-альтернативщикам. А те поделили ее настолько прочно, что сбить этот баланс в свою пользу термоядерам до сих пор не под силу. Да и атомная фобия, перейдя из острой формы в латентную, по сути, никуда не делась, по-прежнему тормозя все попытки прорыва концерна на новые позиции. Как ни тщилась армия психологов «Термоядера» оптимизировать его имидж, все эти смайлики и эмблемы, добрые ролики социальной рекламы или раздача детям новогодних подарков не могли не то что перевесить — хотя бы обнулить ужас тех взрывов, наложившихся фатальным аккордом на мировой кризис. Да, болезнь. Затянувшаяся. Возможно, уже неизлечимая, что где-то и к лучшему.