H2o

На заснеженном пляже уже не было ни собаки, ни маленького старичка. Ровный морской горизонт с одной стороны обрамляли горы, нечеткие в туманной дымке, с другой над скалистым берегом нависали под параллельным наклоном стволы сосен, за которыми совсем уж еле-еле просматривалось небольшое белое строение, ротонда или беседка. И немного отчетливее — темная, вроде бы женская фигура внутри.

А ведь это — там. Санаторий.

Передернул плечами, отвел глаза. Затем порывисто встал и направился в коридор. Женька поплелся следом.

Деревянная лестница вела на первый этаж. Нежилой, прикинул на глаз Виктор, перегнувшись через перила. Стена напротив двери кабинета казалась слепой, там явно чего-то не хватало: то ли картины, то ли стеллажа, то ли зеркала. Зато под самым потолком пестрела какая-то странная, неуместная здесь вещица, и Виктор прищурился, пытаясь разглядеть ее получше, а заодно поймать за хвост нечто неуловимое, ассоциативное, нет, никак, надо посмотреть поближе…

— Сними, — скомандовал Женьке.

Парень сбегал на кухню за табуретом, влез на него и, балансируя, отцепил непонятную штуку от стены, где осталась торчать шляпка гвоздя. Пружинисто спрыгнул и протянул Виктору:

— Вот.

Это был соломенный домик, игрушечный или сувенирный. Из окошка выглядывал свернувшийся клубком кот, а на островерхой крыше лепилось к трубе маленькое гнездышко, свитое из соломинок и травинок, очень похожее на настоящее.

Примятое и пустое внутри.

* * *

Последние распоряжения он отдавал уже в аэропорту:

— Отгрузить по двести тонн на объекты два и два-бис. На четвертый сто пятьдесят.

— Как только подвезут, сразу приступайте к сборке.

— Подтверждаю. Нет, не в понедельник. Сегодня.

— Как договаривались, Тимофей Ильич. Да, уже.

— Мы все обсудили, убытки вам возместят. Выполняйте.

— Ладно. Продолжать розыски.

— Продублируйте счета в Центробанке. Это все, что от вас нужно, Олаф. Поправляйтесь.

— Никого не отпускай, никаких выходных. Будете встречать оборудование.

— Хватит, Инка. Не время для истерик.

— Именно так. Готовность номер один.

Туманная дымка, с утра висевшая в воздухе влажной взвесью, к моменту взлета совершенно расчистилась. Самолет набирал высоту в ярко-синем небе, и, распластав лицо об иллюминатор, Виктор видел внизу ярко-синее море, вогнутое, словно эмалевая чаша с извилистым белым ободком береговой линии. Сверкающий кобальт, лазурь, ультрамарин. Глубокий, насыщенный, сильный цвет. Новый цвет твоей победы и свободы.

Перестань. Тебе не нужна больше эта грубая колористическая наглядность, примитивное отображение ключевой идеи в общепонятный визуальный символ, призванный сплотить вокруг нее максимум союзников, распознающих друг друга по цветовому признаку, будто солдаты одной армии, игроки спортивного клуба или члены бизнес-корпорации. Да и союзники как таковые тебе больше не нужны. Это твоя и только твоя свобода, которая будет принадлежать целиком и полностью тебе одному. Ведь иначе и не бывает. Если понимать под свободой именно ее, а не что-нибудь приблизительное, похожее, но по сути совершенно другое.

Нет у нее никакого цвета.

Только формула.

Они уже летели над континентом, и внизу появились первые облака, постепенно соткавшись в непрозрачную преграду, похожую на заснеженную и обманчиво близкую фальшивую землю. Ей не было видно конца и края; Женька и тот вскоре отвернулся от иллюминатора.

Тоже правильно и необходимо сейчас. Не смотреть вниз. Запретить себе не то что вглядываться — даже вспоминать о той катастрофической бездне, которая зыбко покачивается под брюхом самолета, под твоими ногами. Ожидая: вдруг ты совершишь неверное движение, допустишь малейшую ошибку, просчет, неточность; вдруг твои враги окажутся сильнее и быстрее, ударят по всем направлениям твоего замысла раньше, чем он успеет воплотиться в конкретные формы; или вдруг тебе просто не повезет, в безупречное построение вклинится какая-нибудь мелочь, песчинка, и от нее разбегутся во все стороны змеистые трещины, нарушится баланс, все накренится, покосится, рухнет под откос…

Но никакого «вдруг» не будет. Пускай как вариант, как допущение — никогда. Только вперед и вверх: единственно правильное направление взгляда.

…В аэропорту родного города было непривычно людно: как если бы биоальтернативщики и вправду запустили в производство свое дешевое авиатопливо, усмехнулся Виктор, сходя по трапу. Правда, толпа уже расходилась, создавая впечатление, будто он только-только совершил посадку, вместительный самолет с запахом жмыха. Ладно, так даже лучше, чуть больше шансов вернуться незамеченным. В то, чтобы удалось скрыть сам факт поездки, разумеется, было бы наивно верить.

— Виктор!..

Он заметил ее поздно, когда уже почти прошел мимо, а она кинулась наперерез, размахивая микрофоном с кубиком эмблемы канала. Затормозила почти вплотную, телевизионно улыбнулась, косо глянула на Женьку и снова улыбнулась в упор, теперь уже прицельно, вкрадчиво, интимно:

— Привет.

— Здравствуй, Лика.