Harmonia caelestis

— Это исключено, mein Herr, — еще издали затряс головой толстяк. Он производил впечатление человека, привыкшего повелевать, из той породы людей, с которыми лучше не связываться. Но что отец наш — из той же породы, мы видели впервые. — Совершенно исключено, mein Herr! — По-немецки он говорил довольно прилично и теперь ждал ответа отца. Мы — словно в кино, смотрим крутой боевик. Наш герой сталкивается с достойным противником, с настоящим, махровым мерзавцем, они смотрят друг на друга в упор, у нас от волнения перехватывает дыхание.

Отец элегантным жестом указывает на земноводных. Неприятель спокойно обозревает лягушек (мой братишка, кретин, начинает колупать свою в своей тарелке вилкой, мать шлепает его по руке) и смотрит вопросительно на отца:

— Nun ja?![157]

— Nun?! Ja?! Это вы говорите?! — заорал отец и, взвизгнув стулом, отъехал от стола; все уставились в нашу сторону. — Это все, что вы можете мне сказать, nun ja?.. это все, что может метрдотель, не так ли?.. фешенебельного, не так ли?.. будапештского, или это не Будапешт?.. ресторана… ответственное лицо… знаток своего дела… настоящий гурман, не так ли?.. черт возьми, что там было в начале фразы?!

Наш отец бушевал на вульгарнейшем венском диалекте, так что вряд ли кто понял хоть слово из всей его арии. В наступившем безмолвии он повторяет свой легкий жест:

— Вуаля, der Gstank! Воняет!

Мерзавец с величайшей осторожностью, словно необезвреженную мину, приближает к носу тарелку.

— Nun ja? — улыбается отец.

— Перебор, — верный сын своего отца, вздыхаю я (тычок в бок от матери).

Решив не перекрывать противнику пути к отступлению, отец удовлетворенно кивнул, услышав от метрдотеля, что тот не находит в продукте никаких изъянов, но, разумеется, просит прощения у гостей, на что отец кивнул еще более удовлетворенно.

— Подарок администрации, — проскрежетал метр и велел подать нам рагу из залайских раков с укропной подливкой, и этим жестом чуть было не выиграл поединок, оставив нас с нашими купонами, но отец тут же заказал шампанское.

— Советского, друг мой, потому что советское — значит отличное, или я ошибаюсь? — и он подмигнул официанту, который ответил ему таким каменным выражением лица, что каменнее не бывает.

Победа! — это чувство передалось всем нам.

— Только не увлекайся, Мати, — время от времени спохватывалась мать, но сама тоже немного выпила.

В конце обеда, уже после кофе, отец с озабоченным видом подозвал официанта, тот угодливо подскочил, про себя проклиная его — ведь тухлых квакушек повесят на них, разнос будет дикий, но до выговора дело, конечно же, не дойдет.

— Jawohl, Herr Doktor! — Тут явно сказывалось влияние Вены, где «Herr Doktor» — любой мужчина, а уж в очках тем более.

— Вот что, друг мой, настал момент, когда обязательно нужно чего-нибудь выпить.

— О-о! (Мамочка.)

— Nicht о-о, — и взглянул на мать таким фантастическим взглядом, что та сразу обо всем забыла, точнее, сразу все вспомнила, вспомнила того далекого стройного юношу, при виде которого всю ее охватывала дрожь. — Словом, друг мой, бутылку доброго коньяка, но только сию же минуту, — и хлопнул гарсона по заднице, как конягу, пошел, мол, пошел! — Вдарим по коньячку, — сказал он и со вздохом еще раз взглянул на мать. Та, окончательно забыв о строгости, в том числе и языковой, изъявила готовность вдарить. Или хотя бы пригубить рюмочку.

— Пригуби, голубушка.

— И я, я тоже хочу пригубить, — заверещали мы.

Ну а добрый коньяк требует, как известно, и доброй сигары.

— В этом деле, дружище, мы можем рассчитывать только на Кубу, оплот мировой революции! — Он томно прикрыл глаза. — О, эти жирные исполинские ляжки! На которых эти сладкие бабы-кубинки, эти грандиозные тетки скатывают сигары! И не сомневайся, дружище, аромат, этот уникальнейший аромат кубинской сигары — отсюда, от этих потрясающих ляжек! — Ассортимент оказался на удивление богатым, и отец, попижонив немного, остановился на «Inter Muros Grandioso», любимых сигарах Фиделя Кастро. — Вообще, Фидель этот — молоток, далеко пойдет. Ein M"order[158]. Inter M"order Grandioso…