He как у людей

Растираясь полотенцем в отеле, Кевин разглядывает гладкую ванну в форме гроба и мысленно погружает туда Роуз Берд. Вот она, лежит вся в пене, на ней бикини с тропическим узором, а грудь целомудренно прикрыта двумя морскими раковинами. Откуда взялся тропический узор? Кевин понятия не имеет. Этот мотив повторяется каждый раз. Как в фантазиях Грейс, которыми она когда-то любила делиться к их общему веселью, неизменно фигурировал неуклюжий посыльный с деревенским выговором, в шерстяной шапке.

Итак, Роуз развязывает тесемки миниатюрного верха купальника, и он, несмотря на тяжелые раковины, не падает со стуком на дно, а просто уплывает. Кевину тоже хочется уплыть… Роуз начинает намыливать себе грудь, одновременно поглаживая дразнящими круговыми движениями мягкие широкие бедра, все быстрее и быстрее. Она стонет — и тут раздается жалобное блеяние его мобильного, лежащего на плиточном полу (сам положил его поближе, на случай, если позвонит его пока еще гипотетическая любовница или, не дай бог, жена). На экране мигает надпись: «Мама». И еще раз. И еще.

Кевин уже в третий раз сбрасывает сегодня ее звонки. Может быть, хоть теперь она наконец оставит сообщение, хотя обычно эта полоумная старуха голосовой почте не доверяет. А если и соизволит что-то сказать, так только добавит ему головной боли. «Кевин, я потеряла очки для чтения, и разум тоже потеряла, ой, и еще пульт от телевизора, ой, а где же ключи от моей машины? Мне нужно съездить в косметический салон и довести там всех до белого каления». Или: «Кевин, может, ты все-таки купишь мне молока? И я подозреваю, что садовник опять утащил у меня ящик с фруктами, а то на деревьях, смотрю, как-то пустовато».

Кевин одевается, вытягивается во весь рост на идеально застеленной кровати с великолепным видом из окна и смотрит, как дублинцы идут через Лиффи по мосту Полпенни — завидно энергичной походкой людей, имеющих цель в жизни. А у него, спрашивается, какая цель? Трахнуть секретаршу из школы своей дочери в отеле, где останавливаются богатые иностранцы??

Роуз опаздывает уже почти на час. Кевин включает телевизор, пробегает по всем каналам (везде сплошное дерьмо) и выдувает большими глотками две бутылки пива из мини-бара, без конца проверяя сообщения в телефоне. Набирает текст, удаляет, снова набирает и, наконец, отправляет: «На месте». Достаточно сдержанно, как ему кажется. Мол, я уже здесь, а ты когда подойдешь? Ответа нет. Он пытается вычислить, опаздывает ли она или просто его прокинула, обдумывает следующий шаг, мысль о новом сообщении отбрасывает: все, что приходит в голову, выглядит либо самокастрацией (есть такое слово?), либо домогательством. Неужели он не видит, что происходит? Ему дают шанс вернуться, не ставить семью на грань разрушения, выпнуть свою эгоистичную задницу из этого пафосного отеля, который, в придачу ко всему прочему дерьму, которое он уже успел наворотить, будет стоить ему новой задолженности по кредитной карте, притом тайной от жены и детей.

И тут раздается стук в дверь.

Кевин с некоторым удовлетворением отмечает, что удары становятся все громче и чаще: Роуз Берд уже не терпится. Он подходит к двери, смотрит в глазок и видит прямо перед собой ее искаженное лицо. Искаженное, но тем не менее очаровательное. «О господи...» — думает он.

Кевин на волосок приоткрывает дверь.

— Чем могу вам помочь?

— Привет! Извини! — хихикает Роуз и приближает к нему лицо. — Ой, а ты давно ждешь?

— Уже собирался уходить.

— Никуда ты не собирался.

Она просовывает ногу в щель, распахивает дверь и, слегка толкнув Кевина локтем, проходит в номер — нетвердой походкой, с остекленевшими глазами, с большой холщовой сумкой, из которой торчит какая-то бутылка. Она уже не в состоянии держать равновесие, поворачивается, едва не падает лицом вперед, обдав Кевина облаком пивного перегара, однако все же удерживается на ногах.

Кевин и трезвую-то Роуз Берд почти не знает, что уж говорить о пьяной в дым.

— Симпатичный номер, — говорит она. Прежде чем он успевает ответить, ее губы касаются его губ. Поцелуй удивительно мягкий по сравнению с тем, чего можно было ждать после ее пьяного появления в дверях, и эта неторопливая мягкость несколько успокаивает его задетое самолюбие: она словно старается показать, что у нее в рукаве есть и другие карты, получше. Кевин расслабляется и целует ее в ответ. Он целуется в номере отеля с другой женщиной, не с женой, и это кажется совершенно естественным и в то же время невообразимым. Вскоре он уже освобождает ее блузку из тисков узких, слишком узких джинсов, и его ладони медленно ползут вверх по бархатистой коже ее спины.

Через несколько мгновений Роуз отстраняется и переводит дыхание. Кевин открывает глаза, и она одаривает его какой-то самодовольной улыбкой, а затем рыгает, нисколько не смущаясь, и скрещивает ноги.

— В туалет хочу, умираю.

Она идет к туалету и оставляет дверь открытой — до Кевина доносится журчание тугой струйки мочи. Сексуально.

— Ты только погляди на эту ванну! Охренеть! — кричит она. — А джакузи тут есть? — Кевин слышит шум воды — она что, краны открыла?