He как у людей

Если описывать обитателей «Россдейла» в терминах бизнеса, то миссис Джеймсон следует отнести к индивидуальным предпринимателям. Пока еще ни одному человеку на свете не пришло в голову хотя бы послать ей открытку. Телефон у нее никогда не звонит, посетители к ней не ходят. Она совершенно одинока. Конечно, сама Милли тоже не бог весть какой конгломерат. Фирма Гогарти не слишком балует ее вниманием и заботой. С Кевином Милли почти не разговаривает, что делает его торопливые нервные визиты (можно подумать, у него куча важных дел, ведь он сейчас без работы) сущим мучением. Большую часть времени он или просит о чем-нибудь сиделок — раздвииуть шторы, вытереть прикроватный столик. — или болтает с молоденькими медсестрами (некоторые из них выглядят хуже — ну, по крайней мере, толще, чем сама Милли). Он развлекает их рассказами о своем давнем и недолгом опыте незадачливого волонтера, страдающего гемофобией, в местной больнице. Они смеются.

Вчера Кевин ворвался в комнату с непринужденным «Добрый день» и снисходительно поцеловал всклокоченную голову матери, не обращая внимания на ее, как он считает, ребяческие капризы. Она хмыкнула (не смогла удержаться), скривила губы, сдвинула брови, уткнулась подбородком в персиковую стену и в такой позе упрямо пролежала до конца. Все это требовало огромной силы воли. Ей до смерти хотелось пожаловаться на заварной крем цвета ушной серы, холодный, как камень, рассказать, что ревень тут безвкусный, в комнатах тропики, врачи держатся надменно, медсестры разговаривают свысока, сиделки равнодушны, ночи тянутся бесконечно, таблетки застревают в горле, и в воздухе невыносимо остро ощущается близость смерти. Ничего этого она не сказала, только почувствовала, как подступил к горлу горячий комок, когда сын завершил свой визит еще одним театральным поцелуем.

— Очень рад был поболтать с тобой, — сказал он и подмигнул.

— На вашем месте, миссис Джеймсон, — продолжает Милли, — я бы первым делом проверила свою сумочку.

Миссис Джеймсон устремляет свои водянистые, обескураживающе пустые глаза на Милли — или просто в ее сторону.

— Я не хочу вас тревожить — вот Кевин, мой сын, он, вы знаете, вечно поднимает тревогу из-за пустяков. Переживает из-за своих коленей — он, видите ли, спортсмен. Прекрасный теннисист. Очень грациозен. Или — ах, у Джерарда экзамены! Это его старший. А вдруг провалится? Найдет ли он себе хорошую девушку?

Милли сердито всплескивает руками, чтобы придать выразительности своему монологу. Она разглядывает мягкие складки кожи своей соседки, ее обвисшую шею, сшитое вручную стеганое одеяло и решает, что в свое время, когда миссис Джеймсон еще не была прикована к постели, до постигшего ее недуга, это была женщина щедрая, с творческой жилкой и злым языком — одним словом, миляга.

— А я тут просыпаюсь и вижу, как эта проказница-медсестричка… ну, не в этом смысле проказница, — хихикает Милли. Она уже начинает ценить преимущества немой соседки. — Роется в ваших вещах, прямо вот так, обеими руками — весьма ухоженными, надо сказать. — Милли изображает медсестру, запускающую руки в чужую сумку.

Миссис Джеймсон зевает.

— Это правда.

— Что, простите?

Миссис Джеймсон дважды издает кудахчущий звук и улыбается.

— А я-то сомневалась, понимаете ли вы вообще, что я говорю, уже все уши вам прожужжала. Вы не представляете, чего я только не передумала, пока вы спали. Уже сочинила целую историю вашей жизни, хотите послушать?

— Это правда.

— Что, простите?

— Это правда.

Миссис Джеймсон крепко сжимает губы, похожие на кожицу лука, и проводит языком по верхним деснам, а затем ее глаза медленно закрываются — и тут как раз звонит телефон, лежащий у кровати Милли.

— Алло?

— Миссис Гогарти?

— Слушаю!

— Угадайте, кто это?

— Сил! Ты? — Милли прикрывает трубку рукой и объясняет соседке: — Это моя американская подруга. Я вам непременно как-нибудь расскажу.

— Миссис Гогарти? Вы слушаете?

— Да я просто дар речи потеряла! Как ты меня нашла? Это Кевин тебе сказал, что я здесь?

— Не могла же я забыть свою любимую ирландку, правда?

— Ох, а меня он вот сюда упрятал. Тебе уже рассказали?

— Я звонила вам домой, но телефон не отвечал. Тогда я позвонила домой Кевину, и трубку взяла его дочь. Она говорит, у вас был какой-то пожар?

— Ой, нам не стоит слишком долго разговаривать. Трансатлантический тариф все-таки. Просто хочу услышать, как ты там дышишь.

— Что?

— Вот так, великолепно.

— Так что случилось? — спрашивает Сильвия. — Был пожар?

— Ох, это было ужасно. Я чуть не погибла, ты не слышала? А потом Кевин пришел и увидел меня на кухне. Но это неважно. Скажи лучше, как поживает наш пациент? Когда операция?

— Уже сделали несколько дней назад.

— Быстро вы!

— И сейчас он выздоравливает. Пока что все идет нормально.

Милли тут же сообщает миссис Джеймсон:

— Операция прошла успешно!

— Врачи говорят, выздоровление будет долгим, дольше, чем мы думали. Но вы бы его видели — лежит, весь опутанный проводами, и ест желе. Он настоящий боец.

— Безумно рада это слышать, — со слезами говорит Милли. — Рада за вас обоих. Просто ужасно!

— И все это благодаря вам.

— Да ладно…