Hell to the Heavens (СИ)

Что-то буйное, заставляющее перейти с ленивого темпа на чуть более быстрый, подначивает всё-таки укусить её под ключицей, пред этим старательно вылизать место укуса, игнорируя короткое подёргивание волос. Кажется, она пыталась отстранить его от себя. Он не слушается, погружая зубы в желанную плоть. Довольно урчит, осознавая что никому более до него этого не позволяли, а после отстраняется, работой своей любуясь и заглядывая в единственное мгновение неудовольствия в чужом лице, тут же слетающее от очередного движения бёдер.

С Кэйей слишком хорошо. Тарталья вздрагивает, осознавая, что его сжали в тисках. И этого почти достаточно, чтобы стыдливо спустить в резинку, покидая желанное тело как только появляется возможность.

Кэйа всё ещё тяжело дышит, требовательно стискивая простынь. Зажмуривается, хватая ртом воздух и кажется, краска видна даже на её смуглой коже. Аякс облизывается довольным лисом, лицо на чужой груди вновь устраивает, прикрывая глаза и талию чужую окольцовывает.

Кажется, он безумно счастлив.

Комментарий к Morgana

готовы к драке между дилюком и хранителем?

Спойлеры можно найти в плейлисте: https://vk.com/audios550377975?section=all&z=audio_playlist550377975_3

========== Unheil ==========

Комментарий к Unheil

Осквернил любовь кэйи и дайнслейфа… Зачем?

Предупреждений к главе не будет, подумайте сами, что тут есть

Демка к полноценной работе, рекомендуется ознакомиться прежде чем вы её откроете

Люмин никогда не нравилось наблюдать за тем как темнеет взгляд хранителя ветви, при любом мимолётном взгляде на капитана кавалерии. Не нравились гневно выдвигающиеся клыки, что клацают воздух, а ногти впиваются в ладони, едва удерживая того от опрометчивых решений. Люмин в такие моменты рядом с ним неуютно, даже если взять во внимание то, что она бета. Она вздрагивает, едва синеволосая макушка появится хоть в какой-то зоне видимости и молится всем ветрам о том, чтобы рядом с нею никого не оказалось, иначе быть беде.

Люмин недовольно щурит глаза, едва замечая знакомую фигуру подле капитана. Хранитель рассказывал ей многое, но от вопросов про Альберих, уходил очень умело, проводя языком по вылезшим клыкам. В тот момент с них капнула капелька яда, та самая, которую вводят омегам при укусе. Она невольно ёжится, мечась взглядом между спутником, и капитаном, что с остервенением разрывает тушки созданий из бездны. Что тихо смеётся над ними, осторожно кружа тех на руках, едва их щиты лопнут, прежде чем её лёд войдёт под кожу гадких созданий. А когда от жизни в маленьком тельце не останется и тени, когда то светящимся пеплом унесётся по ветру, она успокоится, ляжет в траву на пару мгновений глаза прикрывая, прежде чем кристальные бабочки обоснуются в турнбулевой сини чужих волос. Прежде чем она улыбнётся, вдыхая запах крови, чтобы заглушить свой, отдающий туманными цветами, так настойчиво проникающий в чужие рецепторы.

Даже она сама чувствует эту сладость, с примесью металла, что уж говорить о спутнике, что кажется, из последних сил держится? Восхитительная выдержка. Она сглатывает, понимая о чём именно ей хотели сказать. Дайнслейф голоден до ласки, она поняла это по простым касаниям, по тому, как тот невольно ластится, принимая помощь и всё резко встаёт на свои места.

Кэйа кажется слишком тёплой и любвеобильной. А потом, едва подступившись, натыкаешься на толстые ледяные стены, ранишь руки, кажется, протыкаешь насквозь, а она тихо смеётся, исчезая в жестоком танце снежинок. Она сглатывает, слыша что с ней прощаются. Кивает, уходя в нужную сторону и сгорает от любопытства. Прячется, на поляну выглядывая, видит как поднимается капитан, отголоски её смеха доносятся и до самой Люмин и путешественница замирает, замечая как светловолосая макушка ложится ей на колени, как плавно она зарывается в пшеничное поле, ворошит его, прежде чем затихнуть на пару мгновений. Прежде чем тот поднимается, прикоснётся лбом к её руке, не сдерживая чёрно-синих всполохов вокруг них.

У Дайнслейфа были причины для того, чтобы так себя вести. Были причины злиться, заметив рядом кого-то ещё. Ведь… Он нарушил данную самому себе клятву. Клятву, которую давали королям, клятву, запрещающую любую связь с подопечным.

В неё ему ни в коем случае нельзя было влюбляться, не стоило и смотреть на неё, тогда, пять сотен лет назад, когда скрытый глаз не был прокажен проклятием, а ей было дозволено улыбаться чуть ярче и недовольно фыркать при случае.

Метка династии — даже до катаклизма — величайшее проклятие, что считали благосклонностью, метка династии превращает ребёнка в затворника, подпитку для дерева, ярчайшую звезду, что кажется, за время заточения забудет о мире за решёткой на окне и о том, что иногда, во время буйства метели, снег может остаться где-то за стенами, а не падать на пол, заставляя отодвинуться подальше и дуть на руки, прося звёзды о пощаде.

Когда оно проявилось, хранитель вздрагивает, слыша о том, что он займётся другим наследником. Когда её заперли, что-то внутри, комком неспокойных чувств дернулось, не давая покоя рыцарю.

А потом небеса обрушились.