Hell to the Heavens (СИ)

— Ты собиралась отдать сердце предвестнику. Без звания капитана у тебя не будет этого соблазна… — холодно отрежет он, не позволяя той отстраниться. — Неужели ты настолько наивна, что поверила в его слова о возможном мире? Он бы забрал тебя, заставив поверить в то, что ты предала их, оставив на растерзание войнам из Снежной.

Он сожмёт пальцы на её челюсти, стаскивает с подоконника, подтолкнув ту к столу, усадит на его край и сожмёт чужие плечи, злобно выдохнув. Она смеет злиться на него за то, что он оттащил её от непоправимого.

И она вздрагивает, заметив как он стаскивает с себя перчатки, как мягко жар расплывётся по коже, когда он осторожно коснётся её живота, распахнёт глаза, смотря как чужие руки стаскивают с неё перчатку, как зубы впиваются в основание безымянного пальца, оставляя алеющий след. Не угроза, констатация факта, предупреждение о том, что он заберёт её, не позволит свернуть не туда. Фатуи отняли у него отца, но сестру они не посмеют у него отобрать. Теперь он не оставит её и возможности на то, чтобы оступиться.

— Я не знаю, что произошло между вами, но ты не отправишься в его руки… — злобно шепчет Рагнвиндр, опрокидывая ту на стол и руки чужие над головой перехватывает, нахмурив глаза. — Я не позволю тебе этого самоуправства…

И она тихо вскрикнет, стоит ему свободной рукой отстегнуть чужой мех, сбросив его куда-то на пол. Он хочет разглядеть хоть каплю искренности в глазу-звёздочке, хочет получить хоть что-то в ответ. И она, кажется, мысли его услышала, поднялась, едва хватка с рук исчезла, глубоко вдохнула, посмотрев на него нерадостно, потянулась к ленте на голове, стаскивая с лица повязку и подняла взгляд, разноцветными глазами съедая его.

— Иногда, мне очень хотелось вернуться домой… — тихо говорит она, не сводя глаз с лица сводного брата, сомкнёт руки в замок и опустит на них голову, глаза прикрывая. — Например, в тот момент, когда ты оставил меня под дождём, велев мне убраться куда подальше… Я правда не знала, чего мне хочется больше, домой или всё-таки умереть…

И она слезет со стола, потирая запястья, заберёт перчатки, немного скривившись при виде укуса, но остановится, чувствуя как осторожно тёплые руки проводят по ребру ладони, как осторожно тянут на себя, не позволяя отстраниться. Она вздрагивает, когда чужие губы касаются её ожога, словно в желании разворошить осиное гнездо, вспомнить обо всех погасших звёздах и неисполненных обещаниях. Словно это только её вина в том, что произошло той ночью, словно то чудовище — её рук дело, словно это она подстроила чужую смерть…

Он не пожелал услышать её в тот раз, не поверил в её скорбь, не позволил хоть как-то реабилитироваться в его глазах, и сейчас он, словно снисходительно, проводит губами по своим же ранам, но не с целью забрать всю боль, хоть на пару мгновений, а для того, чтобы напомнить ей ещё раз о том, кто она и где её место.

И правда, не каждому рождённому от знатного человека бастарду удаётся найти тёплое местечко в сердце родителя, а тут… Просто ребёнок с улицы, принятый и обогретый, словно свой. Она понимает, тут есть чему завидовать, понимает что чужая ярость вполне оправдана, но почему-то совсем не желает мириться с этим, не желает понять, что это совершенно ожидаемая реакция…

— Знаешь, внутренняя кухня ордена — самый настоящий змеиный клубок… — вздохнёт она, едва тот отстранится от её рук, едва она соберётся с силами, чтобы не заплакать от обиды и злости, испытываемой чужими действиями. — Это было действительно мерзко и унизительно… Наверное я просто ослепла от твоего яркого пламени, воспринимая орден чем-то более тёплым, чем мерзкие рептилии, но знаешь… Водить дружбу с бандитами действительно… было весьма выгодным занятием, особенно когда звонкая монета для них слаще любого обещания и заигрывающего взгляда…

Её руку крепко стиснут, на мгновение заставляя замолчать. Она зажмурится, думая что ту ей сломают, прикусит губу, внезапно осознав что это чувствуется словно пламя, что с радостью расплавит её кожу вновь, оставляя после себя лишь угли, попытается вырвать ту из стальной хватки и пискнет, чувствуя как её снова хватают подбородок.

— И ты отдалась им? — прищурит глаза, кажется, разочаровываясь всё больше и больше в своей сестре, если бы отец узнал, наверняка бы от позора потерял сознание.

— Нет, — поджав губы ответит она, отнимая руку от своего лица и кончиками пальцев проводя по чужим щекам. — Я отдалась предвестнику, ведь… на то у меня были свои причины. И не тебе меня осуждать за это. Ты вообще ушёл, оставив меня со всеми бедами этого ордена и не только. А сейчас ты осуждаешь меня за мои попытки защитить город ветров? Ты ведь презираешь меня! Презираешь за всё, что я делаю!