А после она схватывает его за руку, прижимая к своей груди, зажмуривается, стискивая запястье. Тихо всхлипывает, и опускает голову, почувствовав как осторожно обнимают её за талию, как мягко целуют её в лоб, не давая отстраниться. Чужие руки забираются под рубашку, очерчивая подушечками пальцев живот. И кажется, она готова расплакаться, воспринимая чужие действия прощением, готова расплакаться от мягких касаний к своему животу, тихо всхлипывает, проводя по чужой груди, а потом…
— Не давай мне надежды, прошу тебя… — тихо говорит она, позволяя тому осторожно распахнуть полы своей рубашки, позволяет тому прильнуть к груди своей, мягко руки на макушку алую уложить, провести по волосам, ласково зацеловывая чужую макушку и вздрагивая от касаний шершавого языка.
С ним тепло, пусть это и, наверняка одноразовая акция, что это ничего не поменяет, что всё это совершенно точно зря и нет никакого права думать о продолжении, но чужие касания так приятны, ей так хочется получить себе хоть на самую малость побольше… А потом она вспомнит, вспомнит, что не получит ничего, кроме внезапного порыва с чужой стороны, а потом она вскрикнет, когда почувствует как сомкнутся чужие зубы на соске, и она зашипит, пропуская момент когда руки его коснутся пояса её брюк, осторожно приспуская тот. И она дрогнет, дрогнет, судорожный взгляд на дверь бросая, и кажется, они не заперли её, но.. Никто ведь не посмеет потревожить их здесь и сейчас? Она ведь имеет право на сиюминутное счастье или хотя бы его иллюзию? Она проводит по его плечам, а потом целует его в уголок губ, приподнимая бёдра. Она позволит себе эту сиюминутную слабость, ведь в конце концов…
Она ведь так хотела оказаться в его объятиях, особенно когда позволила предвестнику прикоснуться к себе впервые. Тогда тот шутил над ней, шепча о том, что он не знает кто это, но если он очень на него похож, то ему определённо стоит скрестить с ним клинки. Она зажмуривается, облизывая губы.
Всё-таки, она так желала оказаться в чужих объятиях и порою едва сдерживала себя от того, чтобы позвать его, находясь в объятиях предвестника. Кусала губы, плавясь от чужих касаний, а сейчас…
Его губы проходятся по её шее, и ей так тепло, так спокойно в чужих объятиях, словно это тот самый огонь, от которого ждут спасения. И кажется, она расплачется от чужих ласковых касаний, от чужой, едва видимой заботы.
— Любишь ли ты меня? — спрашивает она, позволяя ему сжать свои ягодицы, проведёт по щекам чужим, а после мягкими касаниями проведёт по чужой спине, чувствуя себя самым счастливым созданием, в один-единственный миг.
Она не ждёт чужого ответа, не хочет слышать ни правды, ни лжи, слишком больно это. А потому… Лишь тихо всхлипывает, стоит току прикусить кожу на её шее, тихо скурит, ощущая растекающийся по телу жар. Сейчас он любит её, и пусть это слово звучит максимально глупо, пусть она не имеет никакого права на эту чёртову любовь, но ведь… Именно здесь и сейчас он держит её за талию, здесь и сейчас шепчет ей о том, что он скучал о ней, что жалеет о том, что оставил её.
А она знает, знает что всё это ложь, знает, что больше нет никакого права на ответные чувства, что стоит заморозить раскрытую рану, пока она не растеклась, заставляя Кэйю захлёбываться в собственной крови.
Она чувствует чужие толчки, тихо стонет он того как пальцы впиваются в ягодицы, плачет, желая чтобы это продлилось как можно дольше, сминает чужую рубашку, скрещивая ноги на чужой талии, прикрывает глаза. А потом крепко обнимает его за шею, понимая как сильно она хочет остаться здесь, в чужих руках, чтобы никто более не тревожил её, хотя бы пару мгновений.
Её укладывают на стол, крепко стискивая бёдра, двигаются, смотря странным озлобленным взглядом, словно не он несколькими мгновениями ранее целовал её руки, словно не пытался успокоить, понимая, что она едва заплачет…
Солёную каплю чужой язык всё же слизывает, осторожно оттягивает сосок, заставляя отвлечься от собственных переживаний. Она тихо дрожит от чужих поглаживаний, стискивает его, распахивая глаза и шепотом просит больше, просит стать мягким коконом вновь, лишь бы он оставался с ней…
И прислушиваясь к ней, он сжимает её бока, стискивает зубы, понимая как сильно хочет она чтобы он был с нею, понимает как сильно он ранил её, а потому принимается вылизывать её шею, всё-таки решаясь вонзить зубы в неё. И тут же отстранится, осознавая что именно делает, слышит собственными ушами стук шлепков бёдер о её, он зажмуривается, резко притягивая её к себе, на мгновение заставляя её испугаться.
— Если ты… сделаешь это, мне могут дать отпуск… Я так устала, Дилюк… — тихо, чуть ли не плача говорит она, упираясь руками в его грудь, а потом опускает те, закрывая лицо, словно взгляд чужой обжигает не хуже пытающего меча. — Но если честно…
— Молчи… — шепчет он, соприкасаясь носами, зажмуривает глаза, проводя вниз по бёдрам, стискивает её ноги под коленями, на плече себе закидывая, тихо зашипит, понимая, насколько сильно он желал это сделать….