— Ты понятия не имеешь, какой я. Возможно, я тебя и не изнасилую, но убью.
Маленькая надежда на то, что Томмазо защитит меня, исчезает.
Он закрывает мое лицо, затем указывает на дверь.
— После тебя.
Я собираю шифон юбки и выхожу в коридор. Алессандро ведет нас вниз по лестнице, и когда мы останавливаемся у двойных дверей, свадебный марш драматично наполняет воздух оттуда, где его играют на органе.
Когда я отступаю назад, Алессандро хватает меня за правую руку и дергает вперед.
— Нет! — Кричу я, и хотя моя рука ужасно болит, я пытаюсь вырваться из его хватки.
Томмазо хватает меня за левую руку, и охранники тащат меня к алтарю, пока я брыкаюсь и кричу.
Греко ждет у алтаря со священником, который, кажется, не шокирован тем, что происходит в его церкви. Гости заполняют скамьи, и я вижу, как плачет Алисса, сидящая между отцом и матерью.
Меня останавливают у алтаря и заставляют повернуться лицом к Греко, который торжествующе улыбается, злобно глядя мне в глаза.
— Я не выйду за вас замуж. — Мои слова звучат сильнее, чем я чувствую, и, чтобы донести до него свою мысль, я плюю в него.
Посреди церкви, полной людей, он бьет меня кулаком в челюсть. У меня немеют ноги, но Алессандро и Томаззо не дают мне упасть, заставляя оставаться на ногах перед мерзким стариком. Я чувствую, как кровь сочится из уголка моего рта, где моя губа снова рассечена. Капля крови падает на белое платье, за ней еще и еще.
Священник начинает говорить, его голос гремит над всеми.
Из меня вырываются рыдания, и я продолжаю качать головой, постоянно повторяя:
— Я не выйду замуж.
Только Греко произносит свои клятвы, а меня даже не просят сказать ‘Да’, когда священник объявляет:
— Я объявляю вас мужем и женой.
— Нет! — Я кричу, звук эхом разносится по церкви.
Двери церкви громко скрипят, и все оборачиваются, чтобы посмотреть, что за беспорядок.
Все мое тело слабеет при виде Виктора, широко распахивающего двери с оружием в каждой руке. Свет струится за ним, делая его похожим на бога.
Ярость исходит от него волнами, быстро наполняя воздух напряжением. Кажется, что его черты высечены из камня. Он одет в черные брюки-карго и рубашку с длинным рукавом, – ту же одежду, что была на нем, когда он похитил меня.
Виктор опускает дуло своего пистолета в чашу с освященной водой и медленно осеняет себя крестом, в то время как его глаза скользят по всем, пока не останавливаются на мне.
—
— Виктор, — хнычу я, упираясь в Алессандро и Томмазо, чтобы освободиться, хотя мои ноги слишком онемели, чтобы выдержать мой вес.
Все главы Коза Ностры поднимаются на ноги, поворачиваясь лицом к Виктору, который медленно идет по проходу.
На него стоит посмотреть, он полон силы и гнева – и совсем не похож на человека, который был добр и терпелив со мной, пока я жила в его доме. В нем нет ничего милого и заботливого.
— Что все это значит, мистер Ветров? — спрашивает мистер Паризи.
Виктор направляет пистолет в мою сторону, и его голос звучит убийственно, когда он говорит:
— У вас есть та, что принадлежит мне.
Алессандро и Томмазо отпускают меня, и я мгновенно падаю на пол, шифон развевается вокруг меня.
Прежде чем охранники успевают выхватить оружие, в воздухе раздаются выстрелы, заставляя меня дергаться от каждого звука. Я вскрикиваю, когда Томмазо и Алессандро падают замертво по обе стороны от меня.
— Остановись! — кричит мистер Паризи. — Здесь наши семьи. Давай поговорим как цивилизованные люди.
За спиной Виктора происходит движение, когда в церковь входят остальные четверо мужчин Священства. Вооруженные до зубов, они стоят наготове.
Сильный страх пронизывает церковь, воздух наполняется ропотом, и люди начинают двигаться, пытаясь встать со скамей и уйти подальше от Священства.
Собравшись с силами, я заставляю себя подняться на ноги и говорю:
— Я забыла упомянуть, что принадлежу Виктору Ветрову?
Греко бросает на меня разъяренный взгляд, но на этот раз он не осмеливается ударить меня.
Облегчение настолько сильное, что я начинаю плакать от абсолютного счастья.
Глаза Виктора встречаются с моими. Его брови сужаются, а черты лица становятся более напряженными.
— Кто поднял на нее руку?
— Розали никогда не говорила нам, что она принадлежит тебе, — говорит мистер Паризи.
На мгновение Виктор закрывает глаза, как будто он в секунде от того, чтобы потерять самообладание, затем он рычит:
— Кто. Ударил. Ее?
— Греко, — говорю я громко и отчетливо.
Глаза Виктора возвращаются к моему лицу, и, наконец, найдя в себе силы, я срываю вуаль и делаю шаг навстречу мужчине, которого люблю всем сердцем.