Читаем Hermanas полностью

— Конечно. Хорошо, я расскажу. Если ты встретил женщину и хочешь узнать, подходит ли она тебе, ты должен ответить положительно на три вопроса. Первый вопрос: испытываешь ли ты чувство гордости, когда тебя видят вместе с ней? А второй вопрос: хотел бы ты, чтобы она стала матерью твоих детей?

Миранда засмеялась.

— Быстро у вас! Я думаю, женщина задала бы намного больше вопросов, прежде чем дошла бы до этого. А третий?

— А вот и третий: заставляет ли она твое сердце биться чаще?

— Ты серьезно?

— Абсолютно серьезно.

— И Хуана… — спросила она.

— Хуана не заставляет мое сердце биться чаще.

— И когда ты это понял?

— Уже давно.

— Ах вот как, — сказала Миранда, и мы замолчали. Мы шли дальше по улице и оба молча решили дойти до моря, а потом развернуться и отправиться назад.

— Рауль… — сказала Миранда. Она все еще держала меня под руку, и мне это нравилось.

— Да?

Цок-цок-цок-цок.

— Можно я прикоснусь к твоему сердцу?

— Что?

— Хочу ощутить его, — сказала она.

Мы остановились, и Миранда запустила правую руку мне под рубашку и положила ее на грудь. Это движение заставило меня напрячься. Она поймала в полутьме мой взгляд и улыбнулась. Она немного нервничала, чего я раньше за ней не замечал.

— Я ничего не чувствую, — прошептала она. — Ты уверен, что у тебя есть сердце?

— Ну, вчера оно там было, — сказал я. — Но я не уверен, что чувства находятся в сердце. Я думаю, они в мозгу. Сердце — это всего лишь насос. Тебе кажется, что это не поэтично?

— Посмотрим, — промолвила она. — Стой спокойно.

Я повиновался. Она прижала руку к левой стороне моей груди. Я затаил дыхание и через мгновение почувствовал, как удары моего сердца передаются ее руке.

— Вот оно. — Миранда опустила глаза. — Рауль, я люблю тебя.

Она сказала это тихо-тихо, так тихо, что я мог бы избежать всех последствий, просто сделав вид, что не услышал ее. Но я хотел услышать это, к тому же меня выдавало сердце. Оно стучало быстрее и громче обычного.

— Ты говоришь ерунду, Миранда.

Она отпустила меня и сделала пару шагов назад.

— Я говорю, что люблю тебя. Я должна была это сказать, и я сказала. Я больше не могла ждать.

У Миранды заблестели глаза, в них отразилось бледное оранжевое уличное освещение. Ее лицо казалось таким растерянным, а вся Миранда — такой беззащитной. Она была невообразимо красива.

— Ты никогда не должен рассказывать об этом Хуане, — продолжала она. — Хуана убила бы меня, если бы узнала… что я сделала это у нее за спиной, что я пошла к тебе по ее поручению… и воспользовалась возможностью… Но я так боялась, что больше никогда не встречу тебя и никогда не смогу сказать, что чувствую. Ты понимаешь?

— Вообще-то я очень мало что понимаю.

— Мне кажется, что я люблю тебя с того самого момента, как увидела в первый раз, — сказала Миранда. — Но только недавно я поняла это. Тебя не удивило, что у меня внезапно появилась масса времени, чтобы быть вместе с вами? Я хотела встречаться с тобой.

Я медленно пошел по проспекту. Мне казалось, что от этого мозгу — или сердцу — будет легче. Миранда последовала за мной, поначалу немного нерешительно: цок-цок-цок-цок.

— Можно я снова возьму тебя под руку? — попросила она.

— Конечно, — машинально сказал я. И как только она прикоснулась ко мне, я понял, что произошло что-то важное, что наше плавание продолжалось под новым, незнакомым небом.

— Догадываешься ли ты, как ужасно было держать эти чувства в себе и не иметь возможности сказать тебе о них? — спросила Миранда.

— Я в шоке, — признался я. — Ответь мне на один вопрос.

— Отвечу на любой.

— Что мы станем делать?

Она прижалась ко мне плотнее, и показалось, что ее нервозность пошла на убыль.

— Мы, разумеется, разойдемся по домам и больше никогда не будем об этом говорить.

Миранда смотрела прямо перед собой, но я видел, что она улыбается.

— Или? — спросил я.

— Или? Мы пройдем весь путь до набережной Малекон. Это недалеко. Там мы остановимся и, если ты захочешь, попробуем поцеловаться. Как тебе идея?

— Мы уже делали это раньше, — сказал я.

— Да, и это было совсем неплохо, а? Это был лучший поцелуй в моей жизни.

— А что потом?

— Как ты решишь. Но я заметила, что твое сердце бьется сильнее. Не пытайся отнекиваться.

— Лично мне показалось, что оно остановилось, — сказал я.

Мы пошли дальше, и Миранда, сославшись на то, что замерзла, плотнее прижалась ко мне. Пока мы стояли и ждали, когда можно будет перейти дорогу, она попробовала сжульничать и поцеловать меня раньше времени.

— Об этом не может быть и речи, — сказал я.

И мы стояли на набережной, не в силах пошевелиться, ни один из нас не осмеливался посмотреть на другого; тишина стояла такая, будто поэт только что закончил премьерное чтение стихотворения: тишина перед аплодисментами. Миранда указала на северо-восток.

— Видишь слабый свет на горизонте?

Я напряг зрение, и мне показалось, что я разглядел слабый желтый или оранжевый свет.

— Знаешь, что это такое? Это огни Майами, — сказала она. — Вот как мы близко. Ты осознаешь это? Огни видны еще лучше ночью, когда у нас нет электричества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Амфора 21

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза