HHhH

Смущая народ, колонна правительственных «мерседесов» движется по городу, въезжает на Карлов мост. Шпеер в восторге от разворачивающейся перед ним панорамы готических и барочных фасадов. Улица за улицей – и архитектор берет верх над министром, Шпеер начинает мечтать о преобразованиях: вот на этом громадном неиспользуемом пространстве в районе Летна[198] неплохо бы построить новую резиденцию для немецкого правительства. Гейдрих и бровью не ведет, но ему не по душе идея переезда из Градчан, из замка королей Богемии, где можно чувствовать себя монархом. Рядом со Страговским монастырем[199], где находится одна из лучших европейских библиотек, Шпеер видит словно воочию, как вырастает из-под земли немецкий университет. Еще у него возникает множество идей насчет полного переустройства берегов Молдау, кроме того, он настоятельно советует снести это жалкое подобие Эйфелевой башни, венчающей Петршин холм – самый высокий в городе[200], а Гейдрих объясняет гостю, что хочет сделать из Праги культурную столицу рейха. Протектор не может удержаться от хвастовства и с гордостью сообщает, что намерен открыть будущий музыкальный сезон оперой, написанной его отцом. «Отличная мысль, – вежливо отвечает Шпеер, который понятия не имеет о творчестве Гейдрихова папы. – И когда же премьера?» 26 мая. Жена архитектора в машине, следующей за автомобилем протектора, рассматривает наряд своей соседки, Лины. Между женщинами, кажется, пробегает холодок. Часа за два черные «мерседесы» объезжают все главные улицы Праги. К концу экскурсии Шпеер прочно забывает дату. 26 мая 1942 года. Накануне.

137

Уроженец Словакии Габчик и Кубиш, родом из Моравии, никогда не бывали в Праге – это тоже одна из причин, по которым выбрали именно их. Действительно – если они никого в городе не знают, их тоже наверняка никто не сможет узнать. Но провинциальное невежество молодых людей того и гляди сыграет против них, когда понадобится сориентироваться на месте, поэтому в программу их интенсивного обучения входит знакомство с картами и планами прекрасной чешской столицы.

И вот Габчик с Кубишем склоняются над картой Праги, чтобы заучить ее главные улицы и площади.

К тому времени они еще ни разу не прошли по Карлову мосту, по Староместской площади, по Малой Стране, они никогда еще не ступали ни на Вацлавскую, ни на Карлову площади, не бродили ни по Нерудовой, ни по Рессловой, не поднимались ни на Петршин холм, ни на Страгов, никогда не видели собственными глазами ни берегов Влтавы, ни двора Градчанского замка, ни Вышеградского кладбища, где еще не упокоился автор бессмертного сборника «Прага с пальцами дождя» Витезслав Незвал[201], ни печальных островов на реке, по которой плывут утки и лебеди, ни устремившейся к Главному вокзалу Вильсоновой улицы, ни площади Республики с ее Пороховой башней. Они никогда не любовались ни отливающими синевой башнями Тынского храма, ни оживающим каждый час Орлоем, Пражскими курантами на Ратуше. Они еще не попробовали ни шоколада в кофейне «Лувр», ни пива в «Славии», их еще не смерил взглядом Железный человек с Платнерской улицы…[202] Пока линии на карте не напоминают им ничего, кроме названий, слышанных в детстве, или военных объектов. Если бы кто-нибудь понаблюдал сейчас за тем, как парни исследуют карту местности, которая станет театром их действий, он мог бы подумать, что перед ним туристы, разрабатывающие маршрут путешествия на предстоящих каникулах.

138

Гейдрих принимает у себя чешскую фермерскую делегацию. Прием, мало сказать, холодный. Протектор молча выслушивает подобострастные обещания сотрудничать, после чего объясняет, что чешские фермеры – саботажники: они мошенничают, подсчитывая скот и взвешивая зерно. С какой целью? Да ясно же: чтобы снабжать черный рынок! Гейдрих вообще-то уже начал наказывать мясников, оптовиков и прочих там владельцев питейных заведений, но помочь эффективно бороться с этим бедствием, способным уморить население голодом, может только наилучшим образом организованный контроль. Только путем строгого подсчета, сколько чего в сельском хозяйстве производится, можно добиться заметных результатов, поэтому сейчас он прибегает к угрозам: фермы хозяев, которые не отчитаются о своей продукции честно, будут конфискованы. Крестьяне застыли, будто на них столбняк напал. Они понимают, что даже в том случае, если протектор решит заживо содрать с нарушителей шкуру посреди Староместской площади, никто не придет им на помощь. Признать, что способствуешь развитию черного рынка, по сути, то же, что признать: я спекулянт, я создаю искусственный дефицит продуктов и морю население голодом, – и тут весь народ, конечно, поддержит крутые Гейдриховы меры. Протектор же благодаря этому совершит ловкий политический маневр: одновременно с популистскими мероприятиями в стране воцарится террор.