Hold Me (СИ)

Дилан. Он словно зритель. Вечно молчаливый наблюдатель, сидящий в углу комнаты. Человек, привыкший держаться и держать на расстоянии. Живущий с недоверием. Взгляд, полный эмоциональной стабильности. Кажется, что у него все под контролем, но это не так. Все пошло наперекосяк, как только он проявил первые эмоции. И сделал он это не по отношению к Хоуп, а обратив внимание на рыжего котенка, что встретился ему на улице. И этот вечно чихающий Засранец — есть его новое начало. Попытка начать все с чистого листа.

И, несмотря на свою непохожесть, они все сидят за одним столом. Все смотрят друг другу в глаза, разговаривают, иногда переходя на смех. Вот, что София считает потрясающим. Они все потрясающие.

Это утро невероятное.

От лица ОʼБрайена.

Серое. Давно ли это вызывает раздражение?

Это серое небо. Этот запах кожаного салона автомобиля. Этот городской шум. Эти сменяющиеся пейзажи за запотевшим окном. Это молчание. Отец молчит. Он не роняет слова на ветер, как поступает обычно, чтобы избавить себя от чувства неловкости. Он ведет себя, как тогда. В день смерти матери. Он приехал, чтобы забрать меня, но я отказался, и он не стал отговаривать. Дал мне полгода, чтобы закончил десятый класс, но чем на самом деле я занимался?

Я сидел дома. Каждый ебаный день торчал в стенах холодного здания, боясь выйти на улицу. Боясь социума. И это сводило с ума. Я почти не ел, я только пил. Заглатывал воду, молясь, чтобы она избавила меня от внутренних терзаний.

И сейчас мне хочется того же. Мне хочется спрятаться. Засесть там, где меня никто не способен найти, где я буду один. И не вылезать. Не давать людям вокруг насладиться моей болью, моим упадком сил, моей слабостью.

Томас и Эмили — они мои слабости.

— Останови, — шепчу, всматриваясь в знакомые дома. Это улица, на которой находится дом Хоуп. Отец не реагирует на мои слова, поэтому пинаю ногой спинку его сидения, заставляя Джойс с опасением оглянуться на меня. — Мудак, ты оглох?!

— Ральф, — умоляет тихо, и я вижу, с какой тревогой она смотрит в мою сторону, и меня вот-вот стошнит. — Останови, — просит. Слышу, как вздыхает отец. Он проезжает еще несколько домов, после чего паркуется возле калитки участка Эмили, и я молча выхожу из салона, громко хлопая дверцей. Толкаю калитку, спеша к дому девушки, и не оглядываюсь, когда отец начинает звать меня обратно. Кулаком стучу по дереву, опираясь рукой на стену, и прислушиваюсь. Ничего. Абсолютная тишина. Вновь стучу, чувствуя, как внизу живота начинает ныть боль. Удар за ударом. Никого. Хриплый вздох. Легкие начинают гореть так, будто я наглотался песка. Жжение в груди усиливается с каждой новой мыслей, что возникает в больной голове. У меня нет сил звать её, произносить имя, я хочу просто увидеть Эмили. Прямо сейчас. Она так сильно нужна мне в данный момент, что от осознания хочется рыдать в голос. Я жалок. Я привязан к ней. И мне больше не хочется терять того, к кому я испытываю подобное. Вместо того, чтобы отдаляться от неё, я хочу постараться сохранить эту связь. Связь, которая была у меня и с Томасом. НЕДУМАЙОНЕМ. Медленно отворачиваюсь, садясь на ступеньки крыльца, и жду. Я буду ждать ее. Плевать, сколько. Плевать. Плеватьматьвашу. Ставлю локти на колени, сгибаясь, и опускаю в ладони лицо, скрывая его от отца, что продолжает пялиться на меня из салона автомобиля, который трогается с места. Тяжело дышу, срываясь на кашель, когда сил терпеть больше не остается. Грубо сжимаю ладонями рот и прикрываю веки, сдерживая очередную волну эмоций, что рвет мою грудь, в попытке выплеснуть все внутренности наружу.

Терпи. Томас молча терпел, и ты сможешь.

Блять.

Блятьблятьблять.

Отвратительное мычание, и я вновь прячу лицо в ладони, стискивая зубы.

Терпи. Ты всю свою жизнь терпишь.

***

Коридоры больницы светлее, чем кажется. Изабелл ходит кругами, стоя за дверью палаты, в которой пытаются усмирить её дочь. И женщина слышит крик, слышит ругань, и ее глаза наливаются слезами. Она кусает красивые ногти, порой трет веки, избавляясь от тяжести в них, и вновь слушает. Голос дочери за дверью постепенно затихает. Ей, видимо, ввели успокоительное. Изабелл держит руки на груди, продолжая нервно шататься от стены к стене, пока из палаты не выходит знакомый ей уже больше десяти лет доктор Харисфорд, который последнее время при виде этой женщины не улыбается. Строгий с виду. Стойкий внутри. Он держит в руках карточку пациента, и смотрит на Изабелл, которая пытается улыбнуться:

— Как она?

— А как ты считаешь? — Обращение без намека на уважение. Мужчина поправляет очки, хмуро вскинув голову. — История повторяется, Изабелл.

— Но, но, — запинается. — Вы ведь сможете ей помочь? — Паника в глазах. — Я хочу, чтобы именно вы работали с ней. Вы ведь знаете её и причину её заболевания, и… — Начинает нервно тараторить, чем вызывает лишь раздражение со стороны врача: